Человек из телевизора (СИ)

Глава 11

Отказавшись от работы снабженцем, Черников все равно подносил по случаю Ирине образчики разной мануфактуры (например, чуть опередившие это линейное время «варенки»), потом натаскал разной синтетики для плащей и пару моделей тех самых плащей, предложил делать липучки… Но вот все-таки он старался с Панашевым никак не сближаться, предчувствовал не веселый конец — этим горе-бизнесменам-цеховикам.

Черников направлялся к Ирине Вайц вместе с пиццей купленной полчаса назад в Кишиневе. Она была еще теплой в белой коробке без единой надписи. Он ехал к Вайц в мастерскую (договорились к обеду), и вез еще пару колготок для образца, но скорее как для подарка (не уверенный, что Ирине понравится эта лайкра черного цвета с вульгарным подтекстом).

Черников, конечно, был очарован Ириной. Он ничего не ждал от предстоящей встречи, или ждал, надеясь на какую-то иллюзорную благодарность, в любом случае, у него было хорошее настроение и ничего не предвещало беды.

Но, когда он ступил на порог мастерской (постучал в дверь и, не ожидая отклика, приоткрыл ее), там за порогом его приняли крепкие руки "гебни" (скажем по-честному — пока только ОБХСС). В мастерской продолжался обыск. Кроме бледной Иры, стоявшей у окна, на табуретке сидел возле кульмана Панышев. Среди деятельных сотрудников выделялись два гражданских, наверное, привлеченных в свидетели. На главном рабочем столе, громоздился тюк с джинсовыми рубашками, сверху выкроек лежали пачки денег в банковской упаковке (миллионом здесь и не пахло), а еще на столе навалены были последние тряпки Черникова и остаток рулона джинсовой ткани. Панышев был понур, как будто безоговорочно был взят с поличным. Ирина отстранена, руки сложены на груди, кивнула в сторону Черникова:

— Вот он.

— А вот с тобой я хотел давно познакомиться поближе — резко обратился к Черникову мужчина лет тридцати пяти. На нем был темный костюм, белая рубашка без галстука. Высокий, крепкий, тренированный. С энергетикой освобожденного секретаря большой комсомольской стройки.

Это грубое тыканье, громкий голос, наверное, было приемом экстренного допроса. Черникова немножко повело и екнуло в животе и сердце, ослабли нижние конечности, и только присутствие Панышева, Ирины, и нежелание перед ними растечься в слизь восстановило дух Черникова.

— А я вас не знаю и знать не хочу. — все-таки не проблеял, а внятно сказал Черников.

— Ты арестован вместе с этим цеховиком, но к тебе есть особый интерес. Я пришел лично по твою душу. Как там по паспорту гражданин Семенчук, который не Семенчук, потому что настоящий Семенчук умер месяц назад. У меня уже есть постановление на эксгумацию. Будем говорить? Откуда импортное шмотье? А это что? — Он расковырял коробку с пиццей. Потом ему передали упаковку, с колготками изъятую из кармана брюк Черникова:

— Это что за похабство? — он сплюнул на пол. — Наручники и в машину.

Глава 12

Маслов Анатолий, принадлежавший все-таки уже к послевоенному поколению, был сыном районного партработника. Маслов отличник, спортсмен, в юности по наивности чистосердечно хотел служить в органах. Ему уже объяснили, что органы не любят инициативников и инициативу пришлось проявить отцу. По протекции вышестоящих друзей, после иняза сына направили в Новосибирск на дополнительную учебу. Разочарование пришло быстро. Ресурсов отца уже не хватало. В шпионы его не взяли. А недавно вообще сослали из контрразведки в отдел по защите конституционного строя.

Маслову с переходом в пятый отдел пришлось много читать. Не сильный его конек. Но, например, Трифонов зашел легко," деревенщики" — там Шукшин и другие — не очень. Высоцкий ему нравился без энтузиазма, но и вся эта западная музыкальная дискография, прослушанная не только на спецсеминарах скорее были больше об эрудицию, но не о вдохновении. К тридцати годам идеология в ее демагогическом склонении у него полностью выветрилась, а пустоту заполнили оправданный эгоизм и цинизм. Националисты — что-то примитивное. Евреи — не дураки. Голос Америки — настоящие последние новости.

Он тянул эту лямку без иллюзий. Досрочно званий не получал, жену давно не любил, но не бросал ее из-за сына и все-таки тоже из-за карьеры. Видный, высокий, статный он свои комплексы несостоявшегося шпиона успешно вымещал многочисленными любовницами, а в последнее время и рукоприкладством к своим подследственным.