Человек из телевизора (СИ)

Черников передернулся от прилива адреналина. Он еще успевал думать, анализировать, успевал думать, что он еще думает, как провести бой. Время замедлилось, растянулась, растягивалась. А он размышлял, что надо устроить все максимально естественно, без подозрений (а это он просто давал компьютеру техзадание). Тому парню, который ударил Ирину, он уже «случайно» сломал гортань, ткнув, ему встречно в шею слегка кулаком, а не убийственно пальцем (а движение было коротким, точным, со скоростью в 3 миллисекунды). Он боковым зрением отметил попытку Ирины привстать, и было удачно, что она отлетела в сторону и не перекрывала сейчас никаких биссектрис. Черников подставил руку, защищаясь от удара ножа. Отлетел пакет с туфлями Вайц (их нес Черников в левой руке и сейчас первым делом подставился им). Самый рослый мужик проворно атаковал. Самый сильный и самый опасный. Обращался с ножом умело. Меняя вектор воздействия удар-разрез-укол. Третий парнишка пока подбирался сзади, надевая кастет. Мужик с ножом недоумевал, клинок вроде ткнулся в руку фраера, а получилось, как будто скользнул по металлу. Черников, вдруг, поскользнулся, и этим сразу уклонился от нападения сзади, а между тем, грохнувшись на спину, он подсек ногу уголовнику (компьютер уже сделал вывод с вероятностью близкой к истине, что это все-таки не спецназовец, а бывший зэк). Подсечка была не простой: нога удлинилась на несколько сантиметров и не то чтобы ударила, а подцепила, подкинула рычагом вверх тело бойца. Он приземлился затылком без шапки в расчетное место — в бетонный столб фонаря. Третий, недавний сиделец детской колонии, растерянно постоял и побежал в сторону мостика.

Ира уже встала сама и побежала не за бандитом, а туда за забор.

Шапка принадлежала Панышеву. Он уже мертвый сидел, привалившись к стене без шапки в расстегнутом пальто на окровавленном снеге.

На рукаве дубленки Черникова тоже проступила кровь. Рукав был в дырках и порезах. Вайц без платка, взлохмаченная, в распахнутой шубке с нелепым сейчас коротеньким черным платьем с ужасом смотрела на Панышева, но так не смогла подойти и закрыть глаза трупу. Потом она бросилась к Черникову.

— Что с рукой? У тебя кровь! Это только рука?

— Ерунда. Беги, вызывай милицию (чуть не сказал полицию). - пробурчал Черников.

Он минут десять ждал, когда вернется Ирина. Ей нужно было добежать до проспекта, потом позвонить (из автомата?), потом побежит обратно (насколько она вынослива, чтоб сделать такую пробежку почти в километр без остановки?). Черников придумал присесть в сугроб. Кровопотеря была небольшой. Самодиагностика даже не сочла нужным скинуть какие-то показания. Черников приходил в себя, его отпускало после напряга и очень хотелось есть.

«Каждый телевизор имеет свою линию жизни? Свою версию судьбы? Вот подтверждение: Панышев не погибал в той другой истории».

Вайц вернулась через восемь минут (шесть минут на пробежку, две минуты на телефон). Неплохой результат для зимы — в неудобной одежде (шубка, потом сапоги, снег, гололед).

— Как рука? — она тяжело дышала, посматривала в сторону Панышева. — Дай посмотрю. Сними же дубленку.

— Лучше не трогать. Кровь вроде остановилась. Что с бандитами?

— У одного что-то с горлом. Валяется и хрипит. Второй без сознания. Я вообще не поняла — он подлетел! Он как будто верх подлетел, а такая масса…

— Да я сам не понял, как поскользнулся и зацепил его… А как ты сама?

— Почему Панышев? Почему они на него напали?

— Что тут думать — грабеж. Это твой знакомый?

— Мой начальник, директор фабрики. Видно шел в театр коротким путем. Убивать из-за шапки? Меня всю трясет.

Черников встал из сугроба. Были слышны звуки сирены то ли милиции, то ли скорой помощи.

Его все-таки отвезли в больницу, сделали перевязку, сказали дождаться милиции. Ночью он давал показания инспектору уголовного розыска. Ему предложили пока остаться в больнице. Он лежал один в отдельной палате, дежурный врач настоял на капильнице.

Утром зашла Ирина (его по прежнему не отпускали — и это было возможно и не по врачебному показанию). Вайц сообщила, что третий уголовник задержан, другой с перебитой трахеей говорить не может, а самый главный мордоворот умер, не приходя в сознание. Картина была такой: Панышев без машины пешком шел в театр, возле моста он сделал замечания трем субъектам, пристававшим к двум старшеклассницам. Девочки убежали, когда завязалась драка. Панышев снес молокососа, и потом сколько мог махался с другими, пока его не зарезали.

— Я уже дала показания. Тебе даже не светит убийство по неосторожности. Самозащита. Ты настоящий герой.

— Меня когда выпишут?

— Так я сейчас была у врача. Свободен.

— Идешь на работу?

— Не за что. Ночь не спала.

— Тогда нам по пути. Подождешь, когда заберу вещички.

— Дубленка пока изъята как улика. Я тебе принесла куртку.

— Позаботились? — Черников посмотрел на нее внимательно. Женщина, девушка лет двадцати пяти. Что там у нее на душе? У бывшей модели, у бывшей отличницы архитектурного факультета и бывшей отличницы другого специального вуза.