Человек из тени

В коктейль-холле отеля «Монтклер» был большой бар, построенный в виде карусели под балдахином. Очевидно поэтому его и назвали «ярмарочной комнатой». Когда я вошел, все обозримые места под навесом были заняты, что, впрочем, вполне меня устраивало. Я мог выбрать столик с краю, а это казалось естественным, иначе кто-нибудь мог бы удивиться, отчего вдруг одинокий гость садится в сторонке, а не у бара, если бы не подумал — парень ждет, что к нему присоединится его компания.

Официант завоевал мое сердце уже тем, что незамедлительно принес мартини с маслиной, а не с какой-то там дрянью вроде лука или цедры. Так как дверь и входящие через нее предположительно не должны были меня интересовать, я проявлял внимание к самому бару. Да, требуется воистину примечательный зад, чтобы он мог пристойно выглядеть на высоком табурете. Но разве только одна единственная особа женского пола в розовом атласе обладала интригующим задиком, а на другие и глядеть было тошно.

Я выпил за возвращение к цивилизованной жизни. С корабля мы убрались восвояси на старом тренировочном самолете, который дребезжал, словно ведро с гвоздями. Из его кабины трехсотметровая взлетная полоса казалась совсем короткой. Катапультой для взлета не пользовались. Считается, что этот самолет в состоянии подняться сам, но в какой-то момент показалось, что взлетная полоса уже кончалась и мы летим прямехонько в океан, ибо кто-то чего-то там не рассчитал.

Брейтвейт однако поднялся мастерски, как и приземлился на каком-то военном аэродроме на континенте. Там я осмотрел несколько интересных и весьма секретных приборов, чтобы утвердиться в новой роли, если кому-то придет в голову в ней усомниться. Затем на машине нас доставили в Пенсаколу, где я переоделся в свои привычные брюки и куртку, оставив в какой-то квартире военную форму вместе с той ролью, которую играл в ней. Мы быстро домчались по пляжу до Нового Орлеана на гоночном «хили» Брейтвейта.

Сработано было все чертовски быстро и ловко, не хуже СС и других подобных организаций. Если пока что ничего еще не было сделано, то по крайней мере осталось чувство причастности к какой-то афере международного класса.

Я вышел из машины за несколько кварталов до гостиницы.

— Прямо по курсу, сэр, — сказал Брейтвейт. — Она будет справа, ее трудно не заметить.

— Надеюсь, — ответил я.

— Я знаю, что вопросы задавать не полагается, но… А, черт. Всего хорошего, сэр, — он протянул руку. Это был первый человеческий жест, который пробился сквозь лоск военно-морской академии.

Пожав руку, я внимательно поглядел на него. Низкая спортивная машина, в которой он сидел, едва доходила мне до колен. Я сказал:

— Если тебя интересует наша работа, все можно организовать на основах постоянного сотрудничества. Я просто передаю информацию, как мне было сказано. Лично я на твоем месте остался бы на флоте. Но должен сказать, что кое-кому понравилось, как ты справился с заданием.

— Благодарю вас, сэр, — в сумерках толком было не разобрать, но мне показалось, что его мальчишеское лицо зарделось от удовольствия. — Что же касается предложения…

— Ты не думай, что все дело ограничивается паролями и скоростной ездой, — продолжил я. — И не пытайся дать ответ мне, есть специальный отдел вербовки.

Я дал ему телефон в Вашингтоне, по которому можно позвонить, и шутливо отдал честь:

— Как у нас, летчиков, принято говорить, — «мягкой посадки».

Размышляя об этом сейчас, я почувствовал себя скрытым циником. Чтобы чуток подбодрить и развлечь себя, я хотел посмотреть еще разок на приятные очертания в розовом, но ее уже не было. Обведя бар взглядом, я увидел узкое, блестящее платье градусов на двадцать в стороне за стойкой. Сначала показалось, что пташка упорхнула на другой конец зала. Затем я понял, что огромная круглая платформа, занимающая весь центр зала, и в самом деле крутилась, словно карусель, хотя и куда медленнее ее.

Меня, конечно, предупреждали, но эта деталь вылетела из головы. Когда я увидел карусель в действии, меня прежде всего ошеломило, что я об этом запамятовал, а забывать нельзя было. Эта деталь входила в план. И тут я заметил, что за столик слева от меня, всего в нескольких футах, на мягкий диван вдоль стены усаживают женщину.

— Официант, — сказал я, намеренно игнорируя новую соседку, — или я перепил мартини, или эта штука крутится.

— Конечно же крутится, — тотчас же сказала, рассмеявшись, Оливия Мариасси. — И такое диво прямо в баре! Я тоже первый раз решила, что под хмельком, когда пришла сюда как-то после обеда и увидела это.

Именно так и было решено нам на людях познакомиться. Полагаю, в Голливуде это посчитали бы вполне милым началом. Нужные слова она произнесла, хотя выдающейся актрисой себя не выказала; я полагал, что ей еще никогда не доводилось подцепить мужчину в баре. Смех был наигранным, а голос напряженным. Получилось из рук вон плохо.