Человек из торгового центра (СИ)

   Фундаментальной наукой здесь почти не занимались, то ли по наследству к критическому отношению Гитлера к "еврейской" физике, то ли просто по недостатку специалистов, а основной упор делался на прикладные исследования. Президент Академии Курт Хоффнер, к которому меня привел майор, после приветствий сразу стал настойчиво интересоваться, не прибыли ли вместе со мной книги или другие материалы научно-технического характера. И я сразу вспомнил два стеллажа в магазине хозтоваров с какими-то книжками и кучей дисков ДВД с образовательно-обучающими программами и справочниками по всякой фигне. То есть для меня фигне, а для выжидательно рассматривающего меня Курта, вполне возможно, кладезь бесценной информации. Я-то даже, впопыхах, почти не обратил на стеллажи никакого внимания, а это, возможно, мой главный козырь - с компьютерными программами они-то обращаться не умеют, значит - без меня не обойдутся... СТОП!!! О чем это я? Неужели уже внутренне согласился сотрудничать с этими..?

   - Извините, господин Хоффнер, не припомню, было ли там что-то подобное, - я через силу заставил себя изобразить улыбку.

   Уже стемнело, когда, полный впечатлений, я вернулся в свой номер-камеру...

Глава 19.

   Снова в нижнем иллюминаторе проплывают бесконечные лесные пейзажи, набившие уже оскомину своей однообразностью за двое суток полета. Опять я сижу все в той же кабине все того же патрульного дирижабля "Орел". Только на этот раз не прикованный цепью к шпангоуту, и на полу, вместо тоненькой грязной циновки -- собственный спальный мешок с заботливо подстеленным под него хозяевами воздушного корабля толстым одеялом. Майор Фогель подсуетился! Он тоже тут как тут, просто неразлучный друг, блин!

   Отдельная каюта на борту воздушного корабля имеется только у меня, майора и капитана этой посудины. Остальные ютятся в двух кубриках: поменьше -- для экипажа дирижабля и побольше -- для головорезов Фогеля, размещающихся там вместе со всей своей амуницией. Чтобы сразу в бой значит, если труба позовет... Изредка случающихся на борту патрульной машины пленных (не настолько ценных как я, разумеется) складируют штабелями в грузовом отсеке -- другого места нет. Лучше всего из экипажа, не считая офицеров -- сменных пилотов, штурманов и бортинженера, устроены два радиста -- спят по очереди в крохотной радиорубке прямо на крышках массивных ящиков с запасными лампами и прочими радиодеталями, расстелив поверх спальник. Несколько хуже повару -- пахать, чтобы накормить такую ораву, приходится целый день. Правда, ему помогают сменившиеся с поста стрелки -- на дирижабле имеется четыре поворотные огневые точки, торчащие со всех сторон гофрированной гондолы. Сидящие в них бойцы могут вести огонь из шрапнельной пушки с ручным заряжанием или, при необходимости, просто из карабина. Производство пулеметов в Рейхе так и не наладили, а имевшиеся уже пришли в негодность. Впрочем, шрапнель против летающих ящеров, по отзыву одного немолодого стрелка, с которым довелось перекинуться парой слов за обедом, гораздо эффективнее пулемета. Если умеешь целиться, естественно.

   Следующей по внутриэкипажной табели о рангах следовала категория бортмехаников, которым приходилось постоянно лазить во все уголки дирижабля и даже по его внешней поверхности, ремонтируя регулярно приходящее в неисправность оборудование и латая нередко рвущуюся оболочку баллона. И, наконец, самой тяжелой являлась жизнь обитателей машинного отсека, а попросту -- кочегаров, по двенадцать часов в день набивающих топливом ненасытную топку парового котла, стравливающего в ответ через клапана горячий пар.

   Так что у меня жилищные условия во время полета еще были на высоте. Все-таки не прогулочная машина, а боевой корабль. Внутренности которого, пользуясь почти полной свободой передвижения (только один из "орлов" майора постоянно маячил у меня за спиной, куда бы я ни направился) изучил уже во всех деталях, безвозбранно гуляя по его помещениям во время бесконечного перелета. Вроде бы, борясь со скукой. По крайней мере, я усиленно старался произвести именно такое впечатление. За бортом особо рассматривать нечего, а Фогель от бесед просто так, не по делу, категорически уклонялся, всячески демонстрируя, что общается со мной исключительно ввиду приказа сверху. Так что видимость скуки даже и не пришлось практически создавать. Я шлялся по кораблю, приставал к членам экипажа с дурацкими вопросами, получал не менее дурацкие ответы, с нарочитой медлительностью осматривал пышущий жаром машинный отсек, с тайным удовлетворением слушая доносившийся сзади ругательный шепоток вынужденного торчать рядом со мной охранника, а сам в то же время напряженно размышлял о своих последующих действиях. Шли уже третьи сутки, как мы покинули Метрополию, и время действовать неумолимо приближалось. А я еще даже и близко не знал, как. Хорошо хоть, что сомнения в необходимости действовать полностью отпали...