— Потом докладчик охарактеризовал тамошнюю экономическую ситуацию. Наше правительство считает: германские Планы обращения в рабство населения Европы и Северной Азии плюс уничтожение всех интеллектуалов — представителей местной буржуазии, патриотически настроенной молодежи и прочее, — все это с экономической точки зрения обернулось катастрофой. Немцев спасают только их потрясающие достижения в области технологии и промышленности. Так сказать, «вундерваффе»[15]
.— О да, — согласился господин Тагоми. Сидя за бюро, он одной рукой придерживал телефонную трубку, а другой наливал в чашку горячий чай. — Это что-то вроде «Фау-1», «Фау-2» или реактивных истребителей военной поры.
— Это эквилибристика, — сказал собеседник. — Все еще как-то держится на использовании атомной энергии и на пропагандистском шоу ракетных путешествий на Марс и Венеру. Докладчик подчеркнул, что, несмотря на ошеломляющее воздействие на воображение, их экономическая ценность равна нулю.
— Однако они такие зрелищные, — заметил Тагоми.
— Прогнозы докладчика малоутешительны. Он полагает, нацистские власти не желают взглянуть реальности в лицо и все более склоняются к ярким авантюрам за счет безопасности и общего равновесия в экономике. Сначала — цикл маниакального энтузиазма, затем — страх, и, наконец, — непродуманные партийные решения… но, в любом случае, как он подчеркивал, это выносит наверх несерьезных и безответственных политиканов.
Господин Тагоми согласился.
— Держу пари, выберут как раз худшего, но уж никак не лучшего. Трезвые и взвешенные в этой борьбе проиграют.
— А кто, с точки зрения представителя министерства, этот наихудший?
— По мнению императорских властей, — Гейдрих, Зейсс-Инкварт и Геринг.
— А наилучший?
— Наверняка фон Ширах и Геббельс, но представитель в них не уверен.
— Это все?
— Еще он сообщил, что в настоящий момент мы должны сохранять верность императору и правительству более, чем когда-либо. Сегодня надлежит обращать наши взоры ко Дворцу с доверием и надеждой.
— И, конечно же, намять усопшего почтили минутой молчания?
— О да.
Господин Тагоми поблагодарил собеседника и положил трубку.
Некоторое время он сидел и пил чай. Голос барышни Эфрекяйн раздался по интеркому:
— Вы хотели отправить телеграмму рейхсконсулу, — она сделала паузу. — Вы продиктуете текст сейчас же?
«Ах да, конечно, же, — спохватился Тагоми, — я и забыл». А вслух сказал:
— Прошу вас зайти в кабинет.
Через минуту секретарша вошла.
— Вы чувствуете себя лучше? — с надеждой в голосе осведомилась она.
— О да. Витаминная инъекция мне помогла. — Он задумался. — Прошу вас, напомните мне фамилию рейхсконсула?
— Пожалуйста, Freiherr[16]
Гуго Райс.— Майн герр, — начал господин Тагоми. — До нас дошло поистине ошеломляющее известие о том, что ваш Вождь, герр Мартин Борман, скончался. Когда я пишу эти строки, слезы наворачиваются на глаза. Я вспоминаю решительные шаги герра Бормана по обеспечению защиты немецкого народа как от внешних врагов, так и внутренних, а также его потрясающе суровые действия, направленные против непокорных и предателей, пытавшихся подорвать мечты человечества, о Космосе, куда теперь смело вторглись белокурые и голубоглазые арийцы, после всех тысячелетий… — Он замолчал. Это предложение невозможно закончить. Барышня Эфрекяйн выключила магнитофон и ждала.
— Мы живем в удивительное время, — сообщил он.
— Это записывать? — она неуверенно включила магнитофон опять.
— Нет, я просто обратился к вам.
Он улыбнулся.
— Сотрите, пожалуйста, мой ответ.
Катушка завертелась, потом раздался его голос — слабый и металлический:
— «…решительные шаги герра Бормана по обеспечению защиты немецкого народа…» — он слушал этот комариный писк и думал: «Все это пустая болтовня…»
— Я придумал дальше, — сообщил он, когда катушка остановилась. — Полные решимости, жертвуя собственной жизнью, они устремлялись к звездам, дабы занять свое место в истории, — место, которого уже никому не отнять, как бы ни сложилась судьба.
— Все мы букашки, — сказал он барышне Эфрекяйн. — Слепо стремимся к чему-то либо ужасному, либо божественному. Вам так не кажется?
Он поклонился.
Барышня Эфрекяйн ответила легким поклоном.
— Прошу отправить это, — сказал господин Тагоми. — Проставьте подпись и все остальное. Если хотите, можете подправить фразу, чтобы она имела больше смысла. — Когда секретарша выходила из кабинета, он добавил:
— Или так, чтобы текст вообще стал бессмысленным. Как вам будет угодно.
Она удивленно оглянулась.
Тагоми решил уже заняться текущими делами, но из интеркома раздался голос Рэмси.
— Прошу прощения, звонит господин Бэйнс.
«Вот и хорошо, — подумал Тагоми, — можно будет приступить к переговорам».
— Прошу соединить, — сказал он и поднял трубку.
— Это господин Тагоми? — услышал он голос господина Бэйнса.
— Добрый вечер. В связи с известием о смерти канцлера Бормана я вынужден был рано утром покинуть бюро. Однако…
— Господин Ятабе связался с вами?
— Еще нет, — ответил Тагоми.
— Вы предупредили ваших работников о его визите? — в голосе господина Бэйнса проступало беспокойство.