Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Как видно из цитированных послесловий, главным в этом понятии (ввиду отсутствия соответствующего законодательства) являлась «очевидность» Божественной воли, реализацией которой и объясняется приход к власти нового монарха. Однако послесловия, как прежде всего политические документы, рассчитанные не только на служителей Церкви, но и на их паству, предпочитают не говорить об «абсолютности» и «непогрешимости» воли Бога, а подробно объяснять и аргументировать сделанный Им выбор, указывая идеологические причины (истинная вера, благочестие и т. и.), личные качества молодого царя и вместе с тем его происхождение из царского рода, «родни», что вовсе не предполагало прямого происхождения, а только общих «дедичей», «отчичей», «родителей». Само слово «родители», столь определенно относимое сегодня к отцу и матери, в XVII в., судя по тысячам вкладных записей, означало всех предков.

В посвящении книги «Жезл правления» (вышла 7 мая 1666 г.) Симеон Полоцкий уже без всяких оговорок мог обращаться к царю, на сей раз к Алексею Михайловичу, как «благочестивейшему, тишайшему самодержавнейшему… самодержцу… наследнику и обладателю» Российской земли (л. 1).

Тема легитимности династии Романовых не ограничивается только этими декларативными заявлениями. Историческая обусловленность и одновременно богоизбранность власти, а также историческая роль новой династии неоднократно и подробно рассматриваются в послесловиях изданий 30-40-х гг. XVII в. Примером может служить оригинальное историческое произведение, завершающее в качестве послесловия Соборник 1647 г. (или Сборник из 71 слова, вышел 29 июня 1647 г. См. л. 875–881), в котором вышеизложенные проблемы осмысливаются в связи с историей самого книгопечатания.

В этом сочинении историческая тема начинается рассказом о происхождении славян от сыновей Ноя; затем Господь «избирает… главу и предводителя всему языку… равна апостолам великого князя Владимира… яко искру в пепле… яко другаго… Авраама». Владимир просвещает людей святым крещением, устраивает государство, организует перевод и переписку «книг немало». Однако, замечает автор, «друкарскаго художества не бяше еще». Появление на Руси книгопечатания связано с «дедом» первого Романова — царем и великим князем Иоанном Васильевичем, который повелел «устроити друкарское художество, еже бы сим… наполнити книги». Во искупление последовавших затем несчастий и нестроений Бог «воздвиже» на Руси «рог спасения в дому новаго и кроткаго Давида, благовернаго и христолюбиваго государя… Михаила Федоровича и сына его», государя Алексея Михайловича. Если бы Господь не дал Руси «такова крепка помощьника», то Русь, с его точки зрения, имела бы судьбу Содома и Гоморры. (Таким образом, в доказательстве легитимности появляется и аргумент исторической целесообразности.)

Исключительна заслуга Романовых, особенно Алексея Михайловича, «яко же другаго Соломона царя», в духовной истории Руси и славянства, ибо именно Алексей Романов «утолил» настоящий «душевный глад» (возникший после и в результате Смутного времени), приложив «к прежде бывшим книгам художеством друкарства и иных книг немало». Автор перечисляет изданные при царе Алексее Святцы с летописью, Жития Саввы Сторожевского, Сергия и Никона Радонежских, Лествицу, Книгу Ефрема Сирина. Но особенно (и заслуженно) выделяет он именно Соборник, «юже аз, — эмоционально переходит он на повествование от первого лица, — воистину нарицаю Рай» (л. 880).

В эту же историческую концепцию, разработанную коллективно и связавшую воедино важнейшие этапы духовного, государственного и культурного развития России с антиеретическим и просветительским книгопечатанием первых Романовых, книжная публицистика XVII в. вводит традиционное и постоянное восхваление «славянского» языка, «браздодержателями» которого являются во всей вселенной именно русские цари. Труды по составлению славянской книжности начались с «мужа свята и премудра» «учителя словенам и болгарам» Кирилла Философа, который «предаде» свои труды князю Владимиру (Минея общая, 1609 г. Предисловие. Л. 1–3; Азбука В.Ф.Бурцова, 1634)[130].

Поистине гимн объединяющему народы славянскому языку опубликован также в предисловии «Книги о вере единой» (М., 1648). Автор его утверждает, что славянский язык «широк есть и великославен, совокупителен и умилен и совершен, паче простаго и лятскаго обретается и имеет в себе велию похвалу не токмо от писаний богословских и песней церковных, с греческого им переведенных <…> богоугодных, тем языком в Великой и Малой Русии, в Сербех и Болгарех и по иным странам действуются». «Однако, — жалуется автор предисловия, — мнози ныне свой хлеб и сокровища духовная во чтении и поучении изобилных книг словенских оставивше, за чужий, иже смертоносным ядом устроенный хлеб хапаются» (л. 3–3 об.).