Человек, которого я убил

Невозможно вынести этой боли! Я лег на диван, чтобы переждать приступ. Рука неловко подвернулась, ноги затекли, будто в таком положении пробыл уже много часов, взгляд уперся в пустую зеркальную раму. Комната закружилась…

Где-то далеко, в глубине дома, зазвонил телефон. Да ведь он все время звонит – перестанет на короткое время и снова.

Комната кружится, как карусель, невозможно сосредоточиться. А нужно сделать так много: поднять пистолет – он упал, когда прогремел тот, первый выстрел, написать записку, собрать из осколков зеркало. Комната кружится… Карусель выносит из комнаты прочь.

Адвокат Беляев, посмеиваясь, протягивает визитку: «От сумы и от тюрьмы не зарекайтесь. Мало ли как повернется жизнь?» Незаметно, чтобы его не обидеть, засовываю визитку за сиденье, не зная еще, что услуги адвоката мне понадобятся, что очень скоро я стану убийцей. Адвокат моей совести все это время меня защищал от меня самого. Жаль только, что похитил записку. Писать новую просто нет сил…

Карусель сделала круг, вернув в исходную точку. Поднять пистолет. Рука так затекла, что совершенно не слушается. Поднять пистолет – и закончить.

Нет, еще записка и зеркало.

Преодолевая это дьявольское кружение, поднялся, пошел, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу. Комната показалась бесконечно огромной, путь к письменному столу занял целую жизнь… Осмысление целой жизни. Я убийца, адвокат моей совести мертв, моя жертва потребовала пересмотра дела, новый суд приговорил меня к смертной казни. И сейчас я приведу приговор в исполнение.

На столе лежала записка. Я удивился: когда успел ее написать и почему об этом забыл? Но, прочитав, понял, что это та самая, утерянная стараниями Беляева записка. Она оказалась очень короткой и совсем не объяснила причин, по которым я совершил убийство, зря так долго ее добивался. Но зато ее текст как нельзя лучше подходил для моей новой цели.

Я – убийца, потому, находясь в здравом уме и рассудке, истребляю себя.

Перечитав записку еще раз и решив, что другой писать и не нужно, отправился в обратный путь. Оставалось самое сложное.

Осколки зеркала не желали соединяться в целое. Выскальзывали из рук, плохо подгонялись друг к другу. Совсем как мои разбитые, искалеченные воспоминания. Не знаю, зачем с таким трудом восстанавливал зеркало, но чувствовал, что это обязательно нужно сделать.

Мое посмертное наказание будет состоять в том, что я вечно стану восстанавливать разбитое зеркало.

Но вот наконец все осколки встали на свои места. Рука нащупала пистолет на полу, онемевшие пальцы обхватили его. Как трудно поднять, донести!..

Шаги. Поднимаются. По лестнице. Нельзя допустить повторения. Нужно успеть завершить до того, как…

Поворачиваюсь к зеркалу и с размаху налетаю на взгляд своей жертвы. Из зеркала на меня смотрит человек, которого я убил.

Глава 2

Предсмертные сны умирающего, воспоминания прожитой жизни, мучительный поиск ошибки – вот что такое ее видения. Если бы она с самого начала это поняла! Тогда, три дня назад, его можно было спасти, а теперь неизвестно, успеют ли. Столько времени потрачено впустую! Они искали жертву Максима, а ведь это было так очевидно, что его жертва – он сам.

Самоубийца. Убийца самого себя. Палач и приговоренный в одном лице. Убийца и жертва. Метафизическое раздвоение личности, а вернее, распад на две противоборствующие половины. «Он разрушил мою жизнь, являлся постоянной угрозой моим близким», – говорил Максим и тут же: «Из-за меня чуть не погиб отец… По моей вине чуть не погибла невеста… Это я привез колье, из-за которого напали на мать»… «Он» и «я» все время ходили рядом. Максим так мучительно переживал любое несчастье, которое постигало близких, что воспринимал его как свою вину. И в конце концов понял, что, пока он жив, им все время угрожает опасность, он – тот человек, из-за которого однажды случится непоправимая беда, он – тот человек, которого нужно устранить. Но сам ли он это понял, или его к этому подтолкнули? Подсказали, довели до самоубийства? Вряд ли сам. А если так, она знает, кто это сделал. Семенов и эта женщина, Вероника, кем бы она ни была.

– Слушай, – обратилась она к Виктору, – помнишь, ты начал рассказывать легенду о Веронике, а я тебя перебила.

– Помню. Но легенда – это и в самом деле не важно. Дело в том, что Вероники две: та, из легенды, и совершенно реальная, она работает секретаршей у Семенова. Я не успел тебе сказать, ты… была вне зоны действия моих слов. – По его голосу она поняла, что он улыбается. – Она бывшая жена Дубровина, владельца машины, которая тебя сбила.

– Да-да, – нетерпеливо перебила Полина. – Ты говорил об этом. Секретарша Семенова – это интересно. – Она немного помолчала. – Но, знаешь, сейчас меня больше интересует та, первая Вероника, мистическая. Ты не мог бы снова рассказать эту легенду, до конца. Обещаю, что больше не буду тебя обрывать.