Человек, которому всегда везло (СИ)

  -За чем дело встало, пошли дружок к моему экипажу, там сразу и отсчитаю тебе положенный задаток, ровно треть от общей суммы, как уговаривались. Остальное получите после успешного дела, если конечно не подведете меня.

  Унтер как бы нехотя поднялся с насиженного места вслед за щедрым на предложения гостем и двинулся по тропинке, но не один, солдат с мрачным и неживым, словно из камня вырезанным лицом последовал за ним, словно тень.

  -А этот черт еще нам зачем, мы так не договаривались господин унтер-офицер! -его недавний собеседник, обернулся и резко отреагировал на неожиданное появление нового действующего лица. В самом деле такие делишки принято обделывать с глазу на глаз, посторонние свидетели им не к чему.

  -Энтот со мной будет, мне едино с имя делится надоть, иначе никак неможно. Пущай посмотрит, что я от их не скрадываю ничаво. -и со всех сил пытается сделать "честное лицо" господин конвойный "ундер", как обычно его величают в народе, получается плохо и фальшиво. С такой протокольной мордой лучше бы и не пытался, кого он хочет обмануть? Но к сожалению, условия здесь диктует он - унтер, и приходиться смириться с появлением незваного "контролера".

   Быстро шелестят под грубыми корявыми пальцами нижнегог чина нежные черно-белые бумажки ассигнаций, как не похожи они на красивые современные купюры, тысяча, другая и еще.... - денежки как известно точный счет любят. Однако, расчет здесь у каждого свой, особый. Стандартная цена за рекрута - 800 полновесных серебряных рублей. Но нередко, человек из податных сословий желающий откупиться от "почетной обязанности" 25 летней службы, платит и целых 2000-2500-ть за услуги так называемого "добровольца", обычно сюда включают и услуги посредника. Унтер сильно рискует своей собственной шкурой в случае провала махинации, и посему хочет за труды получить никак не менее рыночной цены "товара", еще минимум 2000 надо дать солдату, в чьем непосредственном ведении находятся арестанты-рекруты на этапе, и еще две "штуки" разделить между остальным конвоирам, чтобы не видели чего не надо, плата "за молчание".

  -Ваш светлость, добавьте ищо стока же на задаток! -от волнения, или от охватившей его жадности, служивый перешел на самую грубую лесть, возведя партнера в княжеское достоинство, -Партионному нашенскому поручику надоть дать завсегда, а не то их благородие непременно взыщет с нас за подмену рекрута! Ен подлец у нас энто глазастый, на мякине ево не проведешь!

  Как же без этого, на долю, якобы своего обер-офицера расчетливый унтер просит сразу четыре тысячи, верно собираясь прикарманить половину. Да уж и цены у них, дерут три шкуры с живого и с мертвого, целую деревню вместе с крепостными крестьянами и сельскохозяйственными угодьями уступили недавно дешевле "Карлычу"... Вот ведь какие жадные тупые сволочи! Ругаясь сквозь зубы, человек в добротном дорожном сюртуке английского сукна, споткнувшись о порожек, торопливо лезет в свою легкую бричку-одноколку, на таких обычно разъезжает уездное начальство и небогатые помещики. Он поспешно вытягивает из толстенного дорожного чемодана еще одну пачку ассигнаций в добавление к уже перешедшим в жадные загребущие руки унтера. Его внимание полностью отвлечено текущими расчетами и он совсем не замечает как округлились вдруг щелочки глаз на заплывшем от многодневного систематического пьянства лице унтера, а его подручный с повадками профессионального душегуба неслышно, точно крадущийся хищник, занимает позицию за спиной жертвы... ой зря, скоро наступит развязка и беспечность будет жестоко наказана!

  -Ну что? Теперь наконец по рукам солдат, теперь доволен?

  -Да-а-а! Фролка коли, матерь ево чорта нах! -вдруг неожиданно "взрывается" командой с виду невозмутимый и спокойный ранее унтер-офицер, сказал - словно выстрелил, на одном дыхании.

  Бывший профессор судорожно пытается развернуться и выхватить из кармана жилета маленький блестящий пистолет, куда там... Уже поздно, острая боль справа по лопаткой словно парализует тело, и штык почти на палец выходит, точно грифель красного автоматического карандаша, слева наискосок из его груди, прямо под соском, разрывая при движении дорогую, качественную ткань верхней одежды. Страдания умирающего тела и медленно наползающий мрак завершают эту жестокую сцену. Последнее, что он успевает почувствовать - это цепкие и волосатые, как у обезьяны, руки унтера обшаривают его карманы и срывают часы с цепочкой. Зачем, там же золота нет ни грамма, это дешевая китайская подделка под старину?

  -Живее дурень! Сымай с ево сапоги и в овраг отволочем... Глядишь, волки ево доедят.-Эти слова еще услышит в сумерках угсающего сознания, Карл Федорович Пферд, бывший когда-то в ином мире совсем другим человеком.