Человек, который был похож на Ореста

— Прости, чужестранец, но наши обычаи заставляют меня обыскать тебя — вдруг ты прячешь оружие. И предупреждаю: не садись в присутствии моего господина, если только он не окажет тебе такую милость, а разговаривая с ним, держи руки за спиной.

Тиран сидел на подушках на полу в центре огромного зала. Тяжелые бархатные занавеси не пропускали внутрь солнечные лучи и раскаленный воздух с квадратной площади, и свет в комнату проникал лишь через открытые двери. Войдя в зал, Орест не сразу увидел тирана, но мажордом указал ему, где сидит владыка, и шепотом посоветовал отвесить почтительный поклон.

— Господин, меня зовут Орест из Микен, и я еду на запад, ибо меня влечет долг мести.

Тиран разглядывал Ореста, который встал, сложив руки за спиной, в трех варах от повелителя. Тирану было около шестидесяти, на его худощавом лице выделялись светлые, широко расставленные глаза под кустистыми русыми бровями: их еще не коснулась седина, хотя в бороде уже пробивались серебряные пряди.

— Опять месть! — Казалось, он устал выслушивать каждый день подобный ответ. — В твоей душе есть ненависть?

Владыка задал вопрос ласковым тоном и, не дожидаясь ответа, предложил Оресту сесть рядом с собой. В зал то и дело заходил раб и ставил перед тираном красный глиняный сосуд с росписью на дне: там вели свой веселый хоровод дельфины; тиран опускал руки по локоть в холодную воду. Орест припомнил советы Электры, они годились и для богов и для людей.

— Правосудие не знает ненависти.

Тиран улыбнулся и брызнул холодной водой себе на грудь и в лицо.

— Твой ответ дипломатичен, однако сердцу часто бывает нужно оправдание своей ненависти. Потому-то люди разбиваются в городах на две партии, на два лагеря. Люди требуют, чтобы я снизил цены на хлеб, а на самом деле им нужно свергнуть меня, обезглавить, протащить по дороге, что идет вдоль крепостной стены, к порту, разрубить на куски и бросить на съедение морским угрям. Кому ты хочешь мстить?

— Убийце моего отца, царя Агамемнона.

— Царя? А кто убил его?

— Любовник матери по имени Эгист. Я видал прелюбодеев вместе, нагими на общем ложе, когда был еще ребенком и не мог поднять отцовский меч.

— Ты возьмешь его теперь?

— Он здесь со мной, я везу его на своем коне, завернув в чистую непряденую шерсть. Меч смазан маслом от лампады знаменитого храма после того, как оттуда в ночь полнолуния напилась алчная сова.

— Мне нравятся люди, которые чтут обряды.

Тиран улыбнулся Оресту и, заметив, что капли пота выступили на лице принца, предложил ему также опустить руки в холодную воду, а затем смочить лоб и затылок.

— А ты не можешь оставить свою затею? Может, ты хочешь вернуть себе утерянное царство? Ты живешь лишь этим и не можешь отложить месть?

Когда Орест падал духом, он задавал себе те же вопросы: «Неужели я не могу забыть об этом деле? Разве отмщение не может подождать? Почему я должен жить только ради него? О каком потерянном царстве идет речь? У меня нет ни царства, ни подданных». Тогда Электра убивала голубку и заставляла его смочить руки в ее крови.

— Ты должен привыкнуть к крови, — говорила она.

Тиран хлопнул в ладоши, и на зов явился раб с прохладительным напитком из снега и лимонного сока. Собеседники пили большими глотками, их пересохшие губы радовались ледяной влаге.

— Мне тоже случилось отмстить, — сказал тиран. — Я хотел отвлечься от этих мыслей, но мать не давала мне покоя.

Он поднялся с места, подошел к одному из балконов, откинул занавес, поглядел на площадь и вновь уселся на подушки. Владыка оказался высок ростом и широкоплеч.

— Я должен был убить второго мужа матери, потому что он втайне влюбился в мою сестру. Мне пришлось уехать из города, чтобы все взвесить, сопоставить и рассчитать удар, который бы поразил его наверняка. Жар юной крови наводил меня на иные мысли, но я трижды в день получал от матери условный знак: три алые нити на конце стрелы. Мне не терпелось покончить с местью и заняться другими делами. Мой наставник, правда, твердил, что из этого ничего не получится: после отмщения я не смогу избавиться от голосов за спиной, обвиняющих меня в преступлении.

— Сон покинет тебя, ты нигде не найдешь надежного пристанища, люди будут смотреть на тебя как на прокаженного. Ты станешь вечным странником! А кроме того, несправедливо в таком случае оставлять жизнь твоей сестренке.

Он проглотил за раз весь снег, остававшийся на дне бокала.

— Действительно, это было бы несправедливо.

— И ты отомстил? — спросил Орест.