Человек, который хотел понять все

Таня гнала машину по темной крутой дороге — шины визжали на поворотах; фары то выхватывали из темноты кусок скалы, то втыкались в асфальт, то двумя столбами уходили в небо. Затаившего дыхание Франца мотало из стороны в сторону — он лишь удивлялся, каким чудом Таня сохраняет равновесие сама. Постепенно дорога стала положе — они спустились с горы, да и поворотов стало меньше. Однако Таня тут же увеличила скорость до семидесяти, а потом и восьмидесяти километров в час. Лишь оказавшись на прямом отрезке дороги, прорезавшем долину между двумя горами, Франц перевел дух: несмотря на то, что машина неслась на ста девяноста километрах в час, это было сравнительно безопасно. «Куда мы едем?» — спросил он; «На Виллу» — ответила она; «На какую виллу?»; «Через десять минут увидишь.» Вихрем проскочив десятикилометровый плавный спуск, они вылетели на равнину по ту сторону горного хребта. Шоссе вновь обступил лиственный лес … прошло еще пять минут — Таня резко затормозила и свернула на неширокую боковую дорогу. Минуты три они неслись между черными стенами леса, потом она сбавила скорость. Франц увидел двухэтажный дом с темными окнами; над крыльцом горел зеленый фонарь. «Слава Богу! — выдохнула Таня, — никого нет … — и бросила машину к обочине, — Пошли!» — она торопливо выскочила из кабины, легко взбежала на крыльцо и начала рыться в карманах. Подошедший Франц увидал, как она выхватила кредитную карточку и вонзила ее в щель возле дверного замка. Раздался мелодичный звук, с которым в аэропортах начинается радиоприглашение на посадку; в окнах вспыхнул свет; дверь начала медленно растворяться. Не дав ей открыться до конца, Таня протиснулась боком, таща Франца за руку, — они оказались внутри. Вдруг она обернулась и дерзко посмотрела ему в глаза — Франц притянул ее к себе, а когда она податливо откинулась в его объятиях, то ощутил, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. «Где спальня?» — выдохнул он. Схватившись за руки, они пронеслись сквозь переднюю и следующую за ней комнату, вихрем взлетели по винтовой лестнице на второй этаж. Таня на мгновение задержалась у двери ванной: «Принять душ?» — почему-то шепотом спросила она, но Франц нетерпеливо дернул ее за руку: «Потом!» Они влетели в спальню с широкой двуспальной кроватью под белым мохнатым покрывалом и остановились друг против друга … а потом она опять обвила руками его шею, и они вновь слились в поцелуе. Трясущимися руками Франц стал расстегивать воротник таниной рубашки — как вдруг она оторвалась от него и стала раздеваться сама, по-тигриному расхаживая взад-вперед и швыряя снятые вещи на пол. Р-раз, полетела вниз куртка, два — последовали следом джинсы … Когда она, раздевшись догола, залезала под одеяло, Франц лишь успел стащить с себя рубашку — «Скорей! — шепотом торопила Таня, — Скорее же!» Через полминуты он уже лежал рядом с ней. Она обняла его за шею и положила голову ему на плечо, а он склонился над ней и поцеловал в губы. Закрыв глаза, Таня откинулась на подушке …

19. Утром

… а тем временем, из приземлившейся летающей тарелки вывалился тринадцатиногий осьминог (тринадцатиног?) отвратительного зеленого цвета, трясущийся, как желе. Франц вжался в землю позади тощего куста красной смородины — проклятое растение нисколько не скрывало его! Некоторое время чудище таращило бесстыжие омерзительно-розовые глаза, расположенные со всех девяти сторон его головы, а потом решительно поползло в направлении притаившегося под кустом Франца. Оно заметило его! Надо спасаться бегством! В панике Франц вскочил во весь рост и бросился бежать, но с каким же трудом и как медленно его тело рассекало вязкий, липучий воздух … Он обернулся — чудовище нагоняло! Из последних сил Франц рванулся вперед, но было поздно: длинное зеленое щупальце с острым когтем на конце обвилось вокруг его правой щиколотки. Он упал ничком, а инопланетный монстр навалился сверху трясущейся полужидкой массой. Распластавшись под неимоверной тяжестью, Франц зажмурился и приготовился умереть, однако чудище лишь ласково трясло его за плечи и приговаривало человеческим голосом: «Просыпайся, малыш, просыпайся …» О, Боже, это-то и было страшней всего! «А-а-а!!!» — беззвучно заорал Франц и раскрыл глаза.