Человек, который хотел понять все

Подошвы сапог привычно прилипали к клейкому линолеумному полу, спереди и сзади топали охранники. «Завтра на танцы пойдешь?» — спросил топавший спереди топавшего сзади. «К нам или на женскую половину?» — отозвался задний. «К нам.» — «Не пойду.»; «А на женскую половину?» — «На женскую тоже не пойду.» Справа и слева в стенах коридора виднелись какие-то двери, над головой проплывали заросшие паутиной лампы и водопроводные трубы. «Так чего же ты, разъеба, спрашивал, на какую половину?» — укорил передний, обдумав услышанное; «Не твое собачье дело. — незлобиво отвечал задний, — Отстань, мудило.» Они остановились перед дверью карцера. Передний охранник, звеня ключами, с лязгом отомкнул и со скрипом отворил тяжелую металлическую дверь: «Заходи!», а когда Франц шагнул внутрь, привычной скороговоркой забубнил: «В карцере не курить, на пол не плевать, а с завтрева переводишься на половинный рацион питания, двух-третевый рацион сна и усиленные физкультурные.» Не дожидаясь окончания ритуала, второй охранник пошел обратно. «И не вздумай на звонок попусту жать, зараза; ежели вызовешь без нужды — лучше сразу харахере себе сделай.» «А что такое харахере, господин Член Внутренней Охраны?» — как можно вежливее спросил Франц; «Это когда ты сам себе хер отрезаешь, — любезно разъяснил охранник, — от слова 'херург', понял?»

Дверь карцера захлопнулась. Послышался звук запираемых замков.

Карцер представлял собой крошечную комнатушку с четырьмя двухэтажными кроватями; под потолком в четверть накала горел красный ночник. С первого же взгляда Франц понял, что ему несказанно повезло: он был единственным штрафником (карцеры имелись лишь на каждом третьем этаже, так что в среднем там скапливалось до восьми заключенных с трех разных потоков). Он быстро разделся, залез на дальнюю от параши верхнюю полку и закрыл глаза, стараясь не потерять ни одной секунды короткого карцерного сна. Лежа в последнем приступе бодрствования, Франц вспомнил прощальную ухмылку толстого новичка: зловещая — вот как ее можно было бы описать … если б только зловещая ухмылка на устах этого труса имела какой-нибудь смысл … Нет, не вяжется.

Франц уснул.

Проснулся он, судя по самочувствию, часа через полтора — с явственным ощущением, что что-то произошло. Он свесил голову вниз: на двух нижних койках (под ним и на противоположной) спали люди — новых штрафников, видимо, привели уже после отбоя. Перевернувшись на живот, Франц закрыл глаза: «Интересно, из нашей камеры или нет?…» — сонно подумал он.