Человек, который хотел понять все

Неслышно отворив дверь, вошла Вторая Медсестра. А-а, лекарства … Франц механически растянул черты лица в ответной улыбке, нажал на кнопку и привел себя в полусидячее положение. Господи, до чего же умиротворенный у нее вид … и какая жалость, что ни она, ни Первая не говорят ни на одном из западно-европейских языков. (Франц пытался объясниться с ними даже по-португальски — при помощи разговорника, взятого Таней из городской библиотеки.) Он запил таблетки водой и поставил полупустой стакан на тумбочку; Медсестра вышла, беззвучно прикрыв за собой дверь. В следующий раз она появится без десяти восемь: измерит Францу температуру и пульс, проверит показания неведомых приборов на стойке у стены и запишет их в журнал. А ровно в восемь придет Доктор: пошутит с Медсестрой, ободряюще похлопает Франца по плечу и, огласив инструкции, уйдет. После его ухода Медсестра будет некоторое время сосредоточенно записывать инструкции в журнал, потом принесет на подносе ужин и пятнадцать минут спустя заберет грязную посуду. В последний раз она появится ровно в десять: скормит Францу третью за день порцию таблеток и погасит свет. Если ему понадобится что-нибудь ночью, то на вызов придет уже Первая Медсестра — которая и будет присматривать за ним в течение следующих двадцати четырех часов.

А все-таки: что это за язык, на котором они все тут разговаривают? Может быть, румынский?… И почему Медсестры так похожи друг на друга? (Поначалу не вполне пришедший в себя после операции Франц принимал их за одну и ту же женщину, работавшую двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Лишь дней через десять он заметил, что медсестры различаются возрастом: Первой было около двадцати пяти, Вторая — лет на пять постарше.)

А что это за таблетки, которые ему дают три раза в сутки?

Какие-то из них, видимо, являлись транквиллизаторами — ибо тупая боль от ран резко ослабевала в течение первых десяти минут после их приема, а часа через три-четыре снова начинала нарастать. Хуже всего Францу бывало под утро — когда эффект от таблеток, принятых вечером, ослабевал. Как правило, ночные усиления болей сопровождались головокружениями и искажениями видения: ему казалось, что предметы меняют очертания и цвета, в стенах открываются трещины, окно мутнеет, как от пыли. В таких случаях Франц жал кнопку звонка, и дежурная медсестра, уже зная, в чем дело, приносила часть утренней порции лекарств пораньше. Впрочем, рацион его состоял из таблеток, как минимум, трех разных сортов: маленьких белых, больших белых и розовых — так что, какие являются болеутоляющими, он не понимал. Недели три назад он потребовал у Доктора разъяснений и, не поняв ответной тирады, раздраженно отказался принимать ночную порцию таблеток. Дежурная медсестра не слишком настаивала, и не ожидавший легкой победы Франц немного испугался … делать, однако, было нечего. Он уснул — чтобы проснуться около трех часов ночи от острой боли в груди. Хуже того, физическая боль сопровождалась сильнейшими галлюцинациями: Францу даже почудились какие-то отвратительные запахи, абсолютно немыслимые в этом царстве гигиены и стерильности. И он сдался: вызвал дежурную медсестру и принял все те таблетки, от которых отказался пять часов тому назад. Франц пытался экспериментировать с лекарствами еще несколько раз: пил только белые таблетки, отказываясь от розовых, или, наоборот, принимал лишь розовые — но во всех случаях ему становилось хуже и, в конце концов, он эксперименты прекратил. Кстати сказать, Таня, покинувшая Госпиталь полтора месяца назад, до сих пор принимала какие-то лекарства и утверждала, что без них чувствует себя плохо. На рецепте, выписанном ее госпитальным Доктором, эти таблетки безобидно именовались «комплексом витаминов Q», но у Франца все равно оставались неясные сомнения.

Он опять посмотрел в окно — дождь перестал, из-за серой пелены туч выглянуло робкое ноябрьское солнце. Дорожный указатель «Город — 22 км», расположенный сразу за воротами, заблестел ярко-синей краской; два клена у соседнего корпуса рассеивали красно-оранжево-желтую часть солнечного спектра во все стороны. Воздух за стеклом, наверно, кишел запахами осени … Господи, да почему ж они никогда не открывают окна?!