Человек, который купил автомобиль

Когда мы прибыли на маленькую станцию, где Маргарита, ее мать и я должны были сойти с поезда, мы обнаружили, что наш вагон в бесконечном нашем поезде предпоследний; за ним был только багажный, откуда яростно, словно борясь за собственную жизнь, сердитые проводники швыряли на землю наши вещи. Товарищи по купе любезно согласились выбросить нам через окна чемоданы и корзины, картонки со шляпами и несессеры, и, возможно, от радости, что наконец от нас избавились, они выкинули еще шесть или семь мест багажа, нам не принадлежавшие. Мы торопливо попрощались, и поезд тронулся.

И тут мы увидели, как далеко от нас станция, она казалась крохотным пятнышком на равнине - таким длинным был состав. В нашем положении (ведь нужно было что-то предпринять по поводу горы чемоданов, сваленных под открытым небом) приятного было мало, и мы, хотя и стали изыскивать способ отправиться в станционный поселок за помощью, очень скоро поняли, что находимся в ситуации не менее затруднительной, чем у лодочника, который должен перевезти с одного берега на другой волка, козу и капусту, так как обе женщины категорически отказывались хотя бы на короткое время остаться в одиночестве: мать не хотела идти потому, что дочь осталась бы со мной; дочь же боялась пойти без провожатого; отправиться вдвоем они тоже не хотели, опасаясь, что без мужчины на них могут напасть; идти же все вместе мы не могли потому, что в этом случае багаж остался бы без присмотра.

Вечером мы поставили чемоданы на попа и соорудили, натянув сверху одеяла, нечто вроде хижины, которую в последующие дни благоустроили. В ней мы и стали жить. Увидев однажды проходящего мимо крестьянина, мы подвергли его допросу, и он нас заверил, что во всей комарке никто не видел ничего даже отдаленно похожего на станционного носильщика, и тогда мы окончательно потеряли надежду перевезти куда-нибудь свои вещи.

Необходимость их стеречь намертво приковала нас к этому месту, и мы провели там несколько недель, совсем как робинзоны. Когда около нас останавливался хвост очередного поезда, мы прохаживались вдоль пути и монотонно, нараспев предлагали: "Стакан воды!", потому что слышали, что таким способом зарабатывают себе на жизнь все, кто, отстав в незнакомом месте от поезда, не может найти себе работу и кому негде достать денег на билет домой. Монетки в пять сентимо, выручаемые нами, мы клали, продумывая и последовательно меняя их положение, на рельсы, и поезда, проходя, расплющивали их, и монетки в пять сентимо в конце концов превращались в десять сентимо. Так нам удалось сколотить вполне приличный капиталец.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но в один прекрасный день я, вдруг оцепенев, с блуждающим взглядом, двигаясь как сомнамбула, пошел к станции и вскочил на подножку набирающего скорость почтового поезда. Подчинившая меня себе странная сила властвовала надо мной вплоть до девяти утра следующего дня. В девять, все еще не отдавая отчета в своих действиях, я толкнул дверь кабинета в министерстве финансов и увидел перед собой начальника моего отдела; его указующий перст был обращен к потолку, а взгляд неодолимо меня притягивал. Я пошел к нему и остановился, только когда мой нос уткнулся в его палец. Тогда шеф дунул мне в лицо и сказал:

- Ну что ж, сеньор Диас, распишитесь в книге прихода.

Я все понял, так как уже вернулся в свое нормальное состояние. Кончился мой отпуск. Мой начальник был жуткий человек. Он бы заставил меня явиться на работу точно вовремя, находись я даже на необитаемом острове. Из всех деспотов, свирепствующих в отделах министерства, никто не гипнотизировал на расстоянии так хорошо, как он.

Но ничего этого не случилось бы, если бы я отправился в отпуск на машине. Эта цепь неприятных приключений привела меня к мысли, что железнодорожный транспорт - средство передвижения устарелое и неудобное.

ГЛАВА VIII, где я убеждаюсь в том... чего не может быть.

Кабальеро, сидевший рядом со мной на банкете, который мы устроили для нашего начальника отдела по случаю бракосочетания его старшей дочери, ввергнутой нетерпеливым женихом в состояние материнства, то и дело выражал неудовольствие.

- Эти баклажаны никуда не годятся, - сказал он мне. - И сравнить нельзя с теми, что растут у меня в имении.

Потом он заверил меня, что и одного кролика из тех, что разводит у себя в имении, не променял бы на сорок протухших лангуст вроде тех, что нам подали в похожем на гной майонезе. Я с грустью думал о своей повышенной кислотности и о двадцати пяти песетах, которых мне стоил куверт на этом банкете.

- Безобразие, просто безобразие, - с горечью поддержал его я. - Черт бы побрал эти банкеты! Давайте выпьем - может, хоть настроение поднимется.

Я налил ему вина.

- Думаю, - сказал он, - что оно хуже вина с моих виноградников.

И он с опаской сделал глоток. Один, еще один - и так, пока бокал у него не опустел. Я вежливо ждал.

- Ну как? - спросил я наконец.