Человек, который плакал от смеха

Это была радиостанция с красными стенами и кольцевыми коридорами: странная архитектура всегда возвращала вас в отправную точку после блуждания в лабиринте. В 1990-х я смешил за деньги, рекламируя йогурт Madone. В 2000-х должен был заставлять улыбаться моделей, рекламировавших продукцию марки L’Id'eal. А в 2010-х моей задачей стало смешить слушателей, застрявших в пробке на бульварном кольце, свернувшемся в змею, которая кусает свой хвост. Внушив потребителям желание покупать ненужные им вещи, заставив гетеросексуалов мечтать о несуществующих красотках, я теперь был призван смешить автомобилистов, чтобы они забыли о распаде французской общественной модели. В конечном итоге все три моих ремесла можно назвать одним словом – иллюзионист. Я посвятил жизнь общению, то есть лжи. Люди, работающие в этой сфере, ничего не производят, не создают, не творят, они не меняют мир, но приукрашивают его, делают приемлемым, съедобным. Стерильность подтачивает нас и в конце концов превращает в жалкое отребье, в зомби, слоняющихся у бортиков пустых бассейнов, ездящих на такси Uber с тонированными стеклами, виновных в том, что ничего не сделали для этой планеты, разве что сортировали отбросы, прежде чем самим превратиться в мусор. Мы не вписываемся в параболу талантов: рекламщики, модельные скауты, обозреватели-юмористы – коллаборационисты Империи, они все время слышат голос Бога, вопрошающий: «Что сделал ты со своим талантом?» Услышав в ответ: «Ничего…» Господь выносит вердикт: «А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов»[93]. Таково содержание деятельности бессильных мира сего, способных лишь на лживые кампании и бессмысленные развлекухи: мы всю жизнь скрежещем зубами, пока наше лицо не превращается в зияющую дыру, мерзкий шрам из горя и грязи.

2

Обожаю шпионить за командой французских информационщиков. В нашем утреннем прямом эфире ушел в отставку Николя Юло[94]. Здесь министр культуры после каждого вопроса бормотал: «Нужно будет об этом подумать…» – и за четверть часа растратил весь кредит доверия. Именно у нас каждое утро освистывают (или нет) сильных мира сего, знаменитых артистов, оппозиционеров и высокопоставленных управленцев.

Я люблю этих пресыщенных журналистов, этих спешащих женщин, этих выбившихся из сил мужчин, которые собираются в красном коридоре шестого этажа, чтобы обменяться сплетнями о других членах касты. Им известно то, чего не знаете вы. У них есть доступ к Граалю, они на «ты» с важными людьми, они витают над массой смертных. Франсуаза Башло спускается с Олимпа, когда премьер-министр или Президент Республики сидят за нашим столом перед микрофонами, похожими на водопроводные краны. «Шефиню» мы видим только в такие дни. Но над премьером и президентом есть… Ведущий. Он не улыбается – у него нет на это времени. Он все знает – или делает вид, что знает. Он наделен гениальной способностью не слушать других, как будто у него есть дела поинтереснее, но дословно повторяет идеи, почерпнутые пятью минутами раньше из трепа в коридоре. Я пытаюсь подражать ему, но необходимы годы практики, чтобы достичь такого уровня лицемерия.

Как это замечательно – управлять общественным мнением неуправляемой страны! Знаете, что такое ньюсрум? Это такое место, где пресыщенные люди по телефону ломают чужие жизни. «МНЕ ПЛЕВАТЬ, Я ЧЕРЕЗ ТРИ МИНУТЫ ДАЮ ИНФУ В ЭФИР, С ВАШЕЙ НОГОЙ ИЛИ БЕЗ!» («Нога» – комментарий, полученный по телефону.) Они больше не курят на рабочем месте, иначе обстановка была бы в точности как в фильме Говарда Хоукса «Его девушка Пятница». Всегда находится парень по имени Жан-Мишель, открывающий стеклянную дверь и орущий звукорежиссерше за тридцать секунд до начала: «Мы уже в эфире!» – а она в ответ строит ему рожу, крутанувшись в кресле на колесиках. В утреннем эфире жизнь – это телесериал в режиме «реального времени». Я обожаю клише. Вспоминаю Фабриса Гетти, старшего брата знаменитого диск-жокея, честного спеца по международной политике, которого приводила в совершеннейшее отчаяние упадочность мира. С этим Финкелькраутом от геополитики мы обсуждали Трампа, брексит, всевластие «Фейсбука» и терроризма. Он пил не меньше меня, ушел, чтобы баллотироваться в Европарламент, и мгновенно стал козлом отпущения для всех наших юмористов. Три последних года Гетти твердил, что катастрофа надвигается. Демократ не мог вести диалог с демагогами. Следовало прислушаться к его предупреждениям. Лагерь тонких прогрессистов не способен дискутировать с лагерем шумных демагогов. Медленно, но верно юмористический тоталитаризм расплющит права человека и общественные свободы. Те, кто творит актуальность, окажутся в новостях, неся собственные головы, насаженные на пики.