Человек, который приносит счастье

Лучше удавалось охотиться на полевых жаворонков и авдоток, гнездующихся на земле. Она подбиралась к ним очень медленно, с бесконечным терпением, и иногда у нее получалось схватить птичку. Если же не получалось, то она забирала яйца. Редко бывало, чтобы она поела досыта. Из-за температуры и истощения она часто целыми днями лежала — где-нибудь между корней дуба, укутавшись во много слоев одежды. В такие дни она все время думала о Ване, ведь под конец он стал отшельником, как и она теперь.

Когда мама чувствовала себя получше, она брела в деревню, но унести оттуда могла все меньше. Когда было совсем плохо, она сидела в своем убежище, откуда могла видеть все, оставаясь незамеченной. Пока она скользила взглядом по однообразному пейзажу, в ней все сильнее зрела мысль, что никто в мире не может ее защитить. Она была одна.

Выпрыгнув на улицу из окна больницы, она побежала на пляж, чтобы успокоиться и подумать. Только после обеда она решила вернуться в город и пошла к дому, где снимала комнату. Хозяин стоял во дворе у колонки по пояс голый и мылся. По воздуху плыл темный дым, в дальнем углу двора она увидела кострище — огромную кучу пепла и догорающие остатки мебели и ткани.

Первой Елену заметила хозяйка. Из дома она крикнула что-то мужу, и тот оглянулся. Он схватил деревянный брусок и встал прямо перед воротами. Из-за влажных волос он был похож на мокрую собаку, и каждый мускул его дряблого тела напрягся.

— Стой, где стоишь! Если подойдешь ближе — пришибу! Жандармы были здесь и все рассказали. Нам приказали сжечь все, что было в твоей комнате. Кровать, матрац и постельное белье мы уже почти спалили. Теперь на очереди твое барахло…

— Вы не можете этого сделать! У меня больше ничего нет!

— Ты нам должна еще кучу денег, девчонка. В придачу мы теперь на карантине. Думаешь, меня волнует, есть у тебя что-то или нет?

Она ухватилась за ворота, открыла их и вошла.

— Я заберу то, что принадлежит мне.

Хозяин перехватил брусок, дворовый пес залаял и натянул цепь. Мама частенько кормила его, но даже он ее предал. Хозяин уже взмахнул палкой над головой, но вдруг из дома вышла его жена с чемоданом. Она швырнула чемодан как можно дальше, стянула с рук перчатки, пересекла двор и бросила их в огонь.

— Забирай все и исчезни, несчастная. До сих пор мы были бедные, но все же чистые. А теперь он из-за тебя может потерять работу. — Она кивнула на мужа.

— Работу я не потеряю. Кроме меня, никто на такое не согласится, — пробормотал муж.

— Помолчи. До сих пор нас терпели, но теперь того и гляди выгонят из города. Люди болтают, через несколько часов узнают все. А ты проваливай, иначе собаку натравлю!

Мама попыталась найти приют у Ахилла, но он прогнал ее, даже не впустив в парикмахерскую. Она постучалась к господину Грозавеску, но никто не открыл. С улицы она видела, как слегка отодвинули штору. Она искала утешения у батюшки, который жил рядом с православным храмом, но как только он услышал, в чем дело, тут же захлопнул дверь у нее перед носом.

Мама барабанила в дверь кулаками, но священник так и не открыл. Она должна молиться и верить, что Бог послал ей столь тяжкий недуг не без причины, испуганно крикнул он. Пусть сомневается не в Боге, а в себе самой. Не надо пытаться понять, надо верить. И больше ни слова.

У нее был выбор между болотами, что за дюнами, и старым кладбищем. Она выбрала кладбище — за городом, на полпути к пляжу. Кладбище тоже знавало времена почище, когда там хоронили итальянцев, греков, англичан, немцев и русских. Здесь покоились владельцы магазинов, коммерсанты времен расцвета Сулины, путешественники, внезапно заболевшие и умершие, консулы и торговые представители. Матросы с кораблей, затонувших у берега. Капитаны, их старшие и младшие помощники. Благородные дамы и их горничные, благородные мужи и бездельники. Приличные, добрые люди, всю жизнь прожившие в Сулине. Когда наступал их час, они уходили из города, чтобы лечь в могилу неподалеку от того мирка, где они жили.

После провинциальной, медленной жизни, за которую мало что происходило, они были уставшие, и напоследок им оставалось пройти лишь совсем немного. Несколько метров от вечности постоянного ожидания каких-то событий до вечности непреложной.

Среди памятников, часто выветренных и поросших мхом, стоял старый списанный катафалк, который мать приметила еще во время прежних прогулок. В нем она провела много часов, а когда кто-то приходил к своим мертвым, она ложилась на дно повозки. В остальное время она слонялась по пляжу, всегда готовая спрятаться за дюной.

Ее постоянно мучила жажда, но вода из колодца на кладбище была слишком соленая. Нередко у нее не хватало сил встать. Руки опухли. На ладонях и ступнях фиолетовых пятен стало больше, и некоторые из них воспалились. Через два дня голод, жажда и любопытство привели ее обратно в Сулину. Она подождала в темноте, пока Аура вернется домой, и постучала в окно.

— Ты ужасно выглядишь, — прошептала Аура.

— Я уже несколько дней не мылась.

— Да не поэтому. Пятна. Я вот все время думаю, надо ли мне теперь бояться за себя.