Человек, который приносит счастье

На первых порах Паскуале каждый день сопровождал деда ранним утром во время долгого обхода всей конструкции аттракциона. Они мало разговаривали, ведь ничего особенно не происходило. Паскуале показал деду, как распознавать следы износа и устранять повреждения. Потом дед стал выполнять работу самостоятельно, и они с Паскуале сменяли друг друга. Лишь когда дед разрешал эксплуатацию аттракциона, открывалась касса для первых посетителей. Он мог закрыть “Циклон” на несколько дней, даже владелец его побаивался». — «А потом произошел несчастный случай?» — «Да. Однажды во время ремонта на верхотуре он увидел, как его дочь целуется с клиентом у всех на глазах. Что она делает на своей танцульке, он проверить не мог, но чтобы на улице, средь бела дня, перед людьми — это ни в какие ворота. Тогда нравы были такие. Дед пришел в ярость, начал спускаться, но поскользнулся на масляной лужице. Он упал с тридцати футов и сломал таз. Помню, когда я был маленький, Паскуале часто заходил к нам, забирал деда и вез его в коляске к реке. Двое стариков, один склонился над другим».

Мы помолчали.

— Уже светает, — сказала ты, — а вы так ничего и не рассказали о себе.

— Вы о себе тоже не рассказали… или о вашей маме.

— Да нечего мне рассказывать. Я ее не знала.

— Но вы носите с собой ее прах.

Ты пожала плечами.

— Вы всегда такая скрытная? — спросил я.

— А вы?

— Я? Да меня же не заставишь заткнуться.

— Ну что мне рассказать о себе? Я при коммунистах жила. Там мало что происходило. Кто-то рождается, кто-то умирает. Ты устаешь, когда-нибудь тоже умираешь. Как на бесконечном конвейере. Я не знала своих родителей, только два месяца назад выяснилось, что моя мать умирает. Ее зовут Елена. То есть звали Елена. Я ее не помню. Тут и сказочке конец. К тому же я не такая хорошая рассказчица, как вы. Там, откуда я приехала, было опасно что-то рассказывать. Никогда не знаешь, кто подслушает. Можно было оказаться за решеткой, если расскажешь что-нибудь нежелательное. Вы здесь в Америке можете выдумывать что угодно, это все равно ни на что не влияет. — Ты осеклась. — Простите. Похоже, мне судьба все время извиняться. Я совсем невыносимая.

— У вас есть семья, дети? Сколько вам лет?

— Нельзя спрашивать такое, пока не задашь правильный вопрос.

— Какой же это вопрос?

— Мы с вами провели вместе всю ночь, а вы даже не знаете моего имени.

За окном рассвело, и я выключил лампы. Начался новый день, не похожий на все остальные. Новое летоисчисление.

— Ну хорошо. Как вас зовут?

— Елена, как и мою мать. Как ту женщину, что я ношу с собой.

— А меня Реем кличут.

— Что теперь будешь делать, Рей?

— Подожду, пока буря уляжется. А ты?

— Отвезу маму домой. Похоронить ее в Нью-Йорке я теперь не могу. Город превратился в братскую могилу, а мама заслужила собственное, отдельное место.

— Но теперь ты, значит, увезешь еще несколько человек. Кто знает, чей прах у тебя в банке. Ты задумалась, хотят ли они лететь с тобой?

Тихая, робкая улыбка скользнула по твоим губам.

— Я буду скорбеть по ним всем.

— Мы могли бы подыскать для твоей мамы другое место в Америке. Можем поездить, я буду выступать…

— Она хотела оказаться не просто где-нибудь в Америке, а в Нью-Йорке.

— Возьми вот, сто двадцать долларов. Это все, что у меня при себе. Ты не сразу сможешь улететь. Тебе нужно где-то ночевать.

— А тебе деньги не нужны?

— У меня еще под матрасом заначка есть. И большая, красивая, светлая квартира в Бруклине. С видом на порт. Меня ждет мягкая постель. Если я потороплюсь, то через два часа буду дома. Там и подожду, пока все устаканится. Дела у меня не так уж плохи и скоро совсем наладятся. Скоро будет прорыв. Агент уверяет, что у меня отличные перспективы.

Мы вместе вышли на улицу.

— Кажется, мне налево, — сказала ты.

— А мне направо. Может, когда я проснусь, окажется, что ничего этого не было.

— Как вернуть тебе деньги?

— Напиши свой адрес. Я сам приеду и заберу, как только смогу.

— Чудак ты, Рей. Если тебя правда так зовут.

— Я бы тебя проводил немного.

— В следующий раз. Твоему деду Джузеппина тоже не разрешила провожать ее в первый же вечер. У меня дома есть швейная машинка, дам тебе ее поносить. Если и впрямь соберешься навестить меня в Румынии, расскажу о своей жизни и о жизни мамы. Кстати, ответ: нет!

— Ответ на что?

— На вопрос, есть ли у меня семья и дети. Я одна. Сколько себя помню, я всегда одна.

Глава восьмая

Я буду рассказывать тебе все от начала до конца, тетя Мария, хоть и не знаю, сколько ты еще сможешь понять. Свернув на следующем углу на Пятую авеню и пройдя один квартал, я вдруг пожалела, что взяла у него деньги. Я побежала как можно быстрее обратно к Тринадцатой улице, в надежде догнать его. Добежав до театра, я заметила, что внутри горит свет, и подошла к окну.

Я увидела его: из нескольких предметов мебели он соорудил в фойе нечто вроде ширмы и обустроил спальное место. Раздевшись, он лег на матрас и укрылся поношенным пиджаком. Последнее, что я запомнила о нем перед отъездом в Тулчу, были его вздрагивающие пальцы.