Человек, который рисовал миндальные деревца

— Так что же кричат петухи? — спросила она.

— Вставай, проклятьем заклейменный, — отвечал Мондрагон. — Ведь они будят спящих, не так ли? А большинство людей спит не только ночью, но и всю жизнь. Вот что кричат петухи. Что вы хотели бы выпить? Вы ведь, наверно, изнемогаете от жажды! Извините! — Он потянул красный бархатный шнур, висевший на белой стене. Сразу же после этого раздался стук в дверь, и в комнату вошла невзрачная женщина неопределенного возраста. Она была босая, в черном халате. Ноги у нее были грязные, волосы космами падали на лицо. Она казалась почти уродливой, и однако же миссис Коллинз пришло в голову, что когда-то эта женщина была очень хороша собой.

— Это Мария, — представил Мондрагон, — моя домоправительница.

— Здравствуйте, Мария, — сказала миссис Коллинз и улыбнулась ей.

— Здравствуйте, мадам, — ответила Мария, но ее лицо осталось серьезным, почти трагическим в своем уродстве.

— Что вы хотите выпить? — спросил Мондрагон и поглядел на миссис Коллинз. — Не советую виски в такую жару. Может, джин-тоник?

— Да, пожалуйста, — ответила миссис Коллинз.

— Ты слышала, Мария? — спросил Мондрагон.

— Да, мосье.

— Мне тоже.

— Два раза джин-тоник, — повторила Мария.

— Лучше всего принеси бутылки, два стакана и лед.

— Как прикажете, мосье, — и Мария исчезла.

— Добрая женщина, — сказал Мондрагон, — но, к сожалению, очень глупа. Зато очень преданная.

— А сколько времени она у вас работает? — спросила миссис Коллинз, которая все еще не могла справиться с поразившей ее скованностью. Потом она поглядела на свои ноги. Туфли на высоком каблуке она все еще держала в руках. Должно быть, ноги у меня такие же грязные, подумала миссис Коллинз.

— Мария? О, с незапамятных времен. Не меньше двадцати лет. Уж и не помню.

— А больше в этом доме никто не живет?

— Нет, — отвечал Мондрагон, — только Мария и я.

Вернулась домоправительница в своем черном халате и с подносом. На подносе стояли стаканы, бутылки и бокал с кусочками льда. Мондрагон взял поднос у нее из рук.

— Спасибо, Мария. Можешь идти.

— Слушаю, мосье.

Мария шмыгнула в дверь, и дверь захлопнулась. Мондрагон поставил поднос и начал готовить напитки. Между тем миссис Коллинз в сине-зелено-оранжево-белом платье от Леонардо спросила:

— А почему она такая печальная?

— Кто?

— Мария, ваша домоправительница?

Мондрагон засмеялся.

— Печальная? Она вовсе не печальная, у нее просто такой вид. Она вечно погружена в раздумья.

— Какие раздумья?

— Ну, этого вам никто не скажет. Я сам не раз ее спрашивал. Она так ни разу мне и не ответила. У нее добрая душа, у моей Марии. Только уж очень она глупа, к сожалению. Хотя, что значит к сожалению? Может, это счастье. Глупым людям легче живется.

Он протянул миссис Коллинз стакан.

— Cheerio.

— Cheerio, — отвечала миссис Коллинз.

Они так и остались в комнате с множеством петухов. Мондрагон рассказал, что часто путешествует и во время своих путешествий собирает всех этих слонов, петухов и тому подобное. Скованность миссис Коллинз все росла, она провела ладонью по лбу.

— Вам нехорошо?

— Нет-нет, все нормально, только голова немного кружится…

Мондрагон подошел к миссис Коллинз и привлек ее к себе. Взял у нее из рук стакан и отставил его в сторону. Потом зажал ее лицо между ладонями и грубо поцеловал в губы. Губы миссис Коллинз раскрылись навстречу его поцелую. Она застонала. Поцелуй все длился. А потом Мондрагон как ребенка поднял ее на руки и понес к двери возле камина, которую сам и открыл. Он принес миссис Коллинз в беленую спальню, где стояла очень большая кровать.

— Не надо — сказала миссис Коллинз, — ради бога, не надо.

Он бережно положил ее на кровать, опустился рядом на колени и начал раздевать.

— Не надо, — сказала миссис Коллинз, — ради бога, не надо.

Он снял с нее платье, потом комбинацию.

— Не надо, — твердила миссис Коллинз, — ради бога, не надо, — а сама извивалась всем телом, чтобы облегчить ему задачу.

Он расстегнул ее бюстгальтер и снял с нее трусики. Теперь она лежала перед ним совершенно голая. Спустя мгновение он тоже был голый.

— Cherie, — сказал он, — cherie, как ты прекрасна. Божественно прекрасна.

Он скользнул на постель и зарыл голову у нее между ногами.

— Не надо, — сказала миссис Коллинз, — ради бога…

Слезы бежали у нее по щекам, а дыхание стало прерывистым и бурным.

Колеса громыхали.

Миссис Коллинз прервала свое повествование и сидела теперь неподвижно. Потом, после долгой паузы, подняла жалюзи. За окном бежали по стеклу водяные струи. Изредка среди тьмы мелькали огни. В стекле отражалось купе. Прижавшись лбом к стеклу, миссис Коллинз продолжила свой рассказ.