Вилла вдруг вспомнила, что говорил ей Джей-Джей буквально несколько часов назад: «Вся моя жизнь — это Книга». Она внимательно посмотрела на мужчину, несшего какую-то чушь с экрана телевизора. «Господи, какая мерзость», — мелькнуло у нее в голове. Сердце, только что бешено колотившееся в ее груди от восторга и почти от любви, вдруг сбилось с ритма и вновь застучало учащенно, но уже иначе: гнев и обида влияют на сердечную деятельность даже более сильно, чем положительные эмоции. «Вот тебе и „Асти де Миранда“, — с грустной усмешкой подумала Вилла. — Какое там игристое вино. Какое там шампанское. Твой уровень, заезжий кавалер, — это „Доктор Пеппер“…»
— Ну вот, сама видишь, — сказала Роза, — хорошо знакомый тебе тип. Жизненное кредо: приехал, поматросил, бросил, уехал. Ты посмотри на него, разве можно ему доверять? Я не спрашиваю, можно ли идти с ним в разведку. Ответь хотя бы на простой вопрос: ты бы стала покупать у этого человека подержанную машину?
Вилла вздрогнула и, словно очнувшись, сказала:
— Терпеть не могу, когда ты оказываешься абсолютно права.
Джей-Джей сидел на складном стуле рядом со своим старым приятелем — прославившимся своей всеядностью Мишелем Лотито. Этот невысокий коренастый человек с широким, почти плоским носом и шапкой непослушных жестких волос держал в одной руке сигарету «Жиган», а в другой — банку пива «Хайнекен». Француз в свое время подписал выгодный контракт с Си-эн-эн, получив в придачу к всемирной известности очень хорошие деньги. За это от него требовалось время от времени присутствовать на телепередачах, и сейчас редакторы ждали от него экспертного комментария относительно трудностей гастрономического характера, стоявших перед человеком, решившим съесть целый «боинг».
После девяти часов вечера в этих краях начинало быстро темнеть. Но на лужайке за домом Уолли стояло столько прожекторов и софитов, что здесь, под прицелом телекамер, было светло, как в яркий солнечный день. Ощущение было такое, будто насекомые слетелись сюда, на это буйство света, со всего округа Накелс. С того места, где сидел Джей-Джей, открывался неплохой панорамный вид на разбросанные по полю студийные шатры и грузовые фургоны. Маленький одномоторный самолетик, обычно опылявший фермерские поля химикатами и удобрениями, на этот раз выполнял более эффектную, хотя и менее полезную работу: летая кругами над гигантской съемочной площадкой, он таскал за собой рекламный баннер с лозунгом: «НОЖИ И РЕЖУЩИЙ ИНСТРУМЕНТ „ГИНСУ“ — РЕЖУТ ЛЮБОЙ МЕТАЛЛ, ДАЖЕ „БОИНГ-747“».
К Джей-Джею подошел аудиотехник. Парню нужно было поправить чуть сбившийся наушник, прицепленный к уху регистратора рекордов.
— Извините, — сказал он, — тут это… у вас в ухе что-то застряло.
Джей-Джей поковырялся в ушной раковине и вытащил оттуда кусочек яичной скорлупы. Поглядев на него, он улыбнулся. Чувствовал себя Джей-Джей просто великолепно. Он прекрасно понимал, что обязан этим состоянием не чему-нибудь, а электрическим сигналам, исходящим из левой предлобной доли подкорки своего головного мозга. Уж чем-чем, а нейротрансмиттерами его мозг был сегодня накачан сверх всякой меры. Поток эндорфинов, участвовавших в сложных химических реакциях, вызывал у него чувство привязанности к вполне конкретному человеку. Ему хотелось вернуться на то поле вместе с Виллой, забросать ее яйцами и, может быть, даже попытаться установить другой мировой рекорд — из тех, что по этическим и моральным соображениям не фиксировались в Книге.
— Минутная готовность, — прошептал аудиотехник. — Я дам сигнал, когда мы выйдем в эфир.
Эти слова парня из съемочной группы вернули Джона Смита к реальности. Как-никак зрители по всей стране ждали его появления на экране и были готовы слушать все, что он скажет. «Что ж, вот оно, время больших продаж. Впаривай им все, что хочешь!» Над объективом нацелившейся на него камеры загорелась красная лампочка.
— Мистер Лотито, — обратился ведущий к гостю. — У нас вопрос от зрителя из Северной Каролины. Он спрашивает: что хуже на вкус — сам самолет или еда, которую обычно подают в самолетах?
Француз понимающе улыбнулся и с самым серьезным видом произнес:
— Можете мне поверить: резиновые покрышки с шасси на вкус гораздо хуже, чем самая пригоревшая лазанья. От них омерзительно пахнет, и к тому же, чтобы проглотить пережеванные куски резины, их приходится даже не запивать, а заливать огромным количеством воды.
— А как же металлические части? — спросил ведущий.
— Знаете, по правде говоря, они абсолютно безвкусные, — заявил Лотито. — Глотаешь металл и толком не понимаешь, что съел. Другое дело — потом, когда начинается отрыжка. Тогда во рту и появляется металлический привкус. В поедании металла самое главное — затупить все острые кромки, которые образуются при нарезке крупных предметов на части. Если все сделать правильно, то нет никакого риска повредить ваши внутренние органы. Кусочки металла просто попадают в ваш организм и выходят из него, не усваиваясь. Самой большой проблемой в этом случае становится слишком быстрое появление ржавых пятен в вашем туалете.