Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем

Все, что я объясняю как учитель, в конечном итоге адресовано тем, кто верит в собственный голос и пользуется им. Я пробую разные подходы и хитрости. После того как у моих учеников случается прорыв, все мое обучение сводится к поливанию индейки соусом. Сама индейка уже зажарилась. Я испытываю спокойствие и счастье; каждый член группы прорвался через собственное сопротивление к подлинным, глубоко прочувствованным текстам. Мне здесь больше нечего сказать.

Оглядев класс, я вдруг осознала, что все заинтересованно смотрят на меня в ожидании следующего упражнения. Я была поражена. До меня дошло, что никто из них на самом деле не понял, что они только что создали. «Так, значит, никто из вас не в курсе, что вы только что написали нечто очень настоящее?» Они все так же продолжали смотреть на меня.

Такое происходит не только с начинающими. Мне на ум приходят два примера. Есть одна женщина-поэт, которая очень хорошо пишет, и многие любят ее. Я называю ее Любимицей Миннесоты. Она пишет о своей жизни, об отце-священнике, о семерых сыновьях, о завтраке на столе. На ее последнем выступлении не просто были распроданы все сидячие места – организаторам пришлось продавать дополнительные билеты без мест. Она рассказывала мне, что, когда чтение закончилось, она пошла домой, чувствуя себя подавленной из-за того, что всем так нравятся ее стихи. «Я обманула очередную толпу своей работой», – сказала она.

Второй пример – писательница из одной моей воскресной группы. Она работала помощником редактора в городском журнале, писала романы и стала автором двух весьма успешных пьес (одна из них получила награду «Выбор критиков» от Minneapolis Tribune). За время занятий в группе она создала несколько совершенно уникальных текстов. Я была уверена, что она знает об их качестве – ведь, в конце концов, она была опытным писателем. Когда мы встретились с ней через месяц за завтраком и я положительно отозвалась об одном из ее текстов, она удивилась, что я дала ему положительную оценку (положительную – это на самом деле слабо сказано). Я, в свою очередь, поразилась, что она сама этого не осознает. Все ее изданные произведения были не о ней и не о ее собственной жизни. Она сказала: «То, что я писала в группе, – это просто я», – поэтому она и не могла понять, насколько ценны эти тексты.

Роси Катагири однажды сказал мне: «Каждый из нас – Будда. Я могу увидеть, что ты – это Будда. Ты мне не веришь. Когда ты сама увидишь, что ты – Будда, тогда ты проснешься. В этом и заключается просветление». Нам очень сложно осознать и оценить свою собственную жизнь. Разглядеть то, что вне нас, гораздо проще. В процессе признания качества своих текстов мы постепенно приоткрываем слепое пятно, закрывающее от нашего сознания нашу подлинную природу. Мы учимся принимать себя теми прекрасными творческими личностями, которыми являемся. Иногда, по прошествии какого-то времени, мы видим это: «О, тогда у меня получилось хорошо», – но это уже в прошлом. Наше осознание отстает.

Это вовсе не значит, что мы должны быть хвастунами. Я говорю о том, что мы должны признать: мы хороши внутри – и, излучая вовне эту положительную энергию «хорошести», создавать что-то хорошее в окружающем мире. Эта связь между нашим внутренним богатством, нашим представлением о себе и нашей работой дает нам то умиротворение и ту уверенность, которые так трудно бывает найти большинству художников. Нельзя говорить: «Наша работа плоха, и мы плохие», или: «Наша работа хороша, но мы плохие», или: «Наша работа плоха, но мы хорошие». Нужно говорить: «Мы хороши, и поэтому мы способны сиять, несмотря на наше внутреннее сопротивление хорошей работе, и признавать эту работу своей». Самое главное не в том, чтобы мир признал качество сделанного вами, а в том, чтобы вы сами признали его. Это очень важный шаг. Это дает нам удовлетворение. Мы хороши, и когда наша работа хороша, это хорошо. Мы должны признавать это и настаивать на этом.

Верьте себе

Во вторник мы разбирали в группе две страницы из дневника одного человека. На самом деле это был мой дневник. Две страницы из моего дневника. Я выбрала их потому, что несколько месяцев назад извлекла оттуда стихотворение. Не то чтобы выдающееся стихотворение – тихое стихотворение. Такие стихи трудно найти; это едва различимое бормотание, скрытое в тетради, которое, тем не менее, способно перенести вас в другое измерение. Неделю назад я раздала копии этих страниц своим ученикам и попросила найти в них стихотворение. Они были вправе сказать: «Нат, это полная ерунда», – если бы ничего не нашли.

Отвечать вызвались пять или шесть человек. Они обнаружили по меньшей мере четыре различных варианта стихотворения. Одни воспользовались первой частью записи, другие – серединой, а один даже включил в свою версию часть другой работы, которую я скопировала случайно. Но все они использовали одну строчку: «Холмы Нью-Мексико везде, куда б вы ни пошли». Все варианты звучали хорошо. Но это не были выдающиеся стихи, включая и то, что получилось у меня самой.