Человек, который упал на Землю

Брайс ожидал, что рукопожатие будет преувеличенно крепким, но оно оказалось довольно мягким.

― Больше не профессор, ― сказал он, ― но я ― Брайс.

― Прекрасно. Прекрасно. Я Хопкинс. Бригадир. ― Его дружелюбие казалось почти собачьим, как будто он пытался заслужить одобрение. ― Что вы думаете обо всём этом, доктор Брайс? ― Он повёл рукой в направлении строящихся сооружений. Сразу за ними стояла высокая башня, ― по-видимому, что-то вроде телерадиовещательной антенны.

Брайс прочистил горло.

― Я не знаю. ― Он хотел было спросить, что здесь строится, но решил, что его неосведомленность может поставить его в неловкое положение. Почему этот жирный фигляр, Фарнсуорт, не сказал ему, для чего его наняли? ― Мистер Ньютон ждёт меня? ― спросил он вслух, не глядя на Хопкинса.

― Конечно. Конечно. ― Внезапно проявив деловитость, молодой человек провёл Брайса вокруг самолёта, за которым обнаружилась кабинка монорельса, оседлавшая поблёскивающий рельс, который, змеясь, уходил в холмы, окаймляющие долину, словно тонкая серебристая карандашная линия. Хопкинс откатил дверь кабинки, открыв взгляду приятный тёмный салон с обитым гладкой кожей сиденьем. ― Эта штука доставит вас наверх, к дому, за пять минут.

― К дому? А до него далеко?

― Примерно четыре мили. Я позвоню туда, и Бриннар вас встретит. Бриннар ― это секретарь мистера Ньютона. Наверное, он и будет проводить собеседование.

Брайс задержался на пороге кабины.

― Разве я не увижу мистера Ньютона? ― Эта мысль его расстроила. Неужели, потратив два года, он так и не встретится с тем, кто создал «Краски мира», кто управляет крупнейшими нефтеперегонными заводами в Техасе, кто разработал 3D-телевидение, многоразовую фотоплёнку, АТФ-процесс переноса красителей ― с самым незаурядным в мире гением-изобретателем, а может даже инопланетянином?

Хопкинс нахмурился.

― Вряд ли… Я здесь уже шесть месяцев, но я никогда его не видел ― кроме как за стеклом вот этой самой кабины. Примерно раз в неделю он спускается сюда, ― наверное, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Но он никогда не выходит, а внутри так темно, что не видно его лица. Только силуэт за стеклом.

Брайс сел в кабину.

― И он ни разу не выходил? Чтобы слетать… куда-нибудь? ― Он кивнул в сторону самолёта, где бригада механиков, появившаяся словно из ниоткуда, начала проверку двигателей.

Хопкинс ухмыльнулся ― глупо, как показалось Брайсу.

― Только ночью, когда его не увидишь. Хотя я знаю, что он высокий и худой. Мне так сказал пилот самолета, ― но это всё, что он сказал. Он не слишком-то разговорчив.

― Понятно. ― Брайс нажал кнопку на двери, и та стала бесшумно задвигаться. Пока она закрывалась, Хопкинс сказал: «Удачи!», и Брайс быстро ответил: «Спасибо!», но не был уверен, что закрывшаяся дверь не заглушила его голос.

В кабинке было очень прохладно и тихо, ― как и салон самолета, она была звуконепроницаемой. И так же, как самолет, она пришла в движение с едва заметным ускорением, набирая скорость так плавно, что движение почти не ощущалось. Брайс увеличил прозрачность окон, покрутив маленький серебристый регулятор, который был явно для того и предназначен, и стал смотреть на хрупкие с виду алюминиевые постройки и на группы занятых делом людей ― зрелище необычное и приятное в этот век автоматизированного производства и шестичасового рабочего дня. Люди на стройке работали бойко, с воодушевлением, обливаясь потом под жарким солнцем Кентукки. Брайсу подумалось, что им, наверное, хорошо платят за то, что они приехали в это захолустье, так далеко от полей для гольфа, муниципальных игорных залов и прочих радостей рабочего человека. Он увидел молодого парня ― здесь многие были молоды, ― сидящего в кабине гигантского бульдозера; ворочая огромные массы земли, он улыбался от удовольствия, которое доставляло ему это занятие. На мгновение Брайс позавидовал его работе и его молодой безрассудной уверенности, такой естественной под этим жарким солнцем.