Человек который видел антимир (Научно-фантастические рассказы)

Я молча сел за стол. Беата налила мне чаю в толстую фарфоровую кружку и придвинула тарелку с печеньем.

- Послушайте, Шеманский, - в голосе Арсеньева звучали мягкие, мне показалось, даже заискивающие нотки, - я хорошо знал вашу жену. Понимаю чувства, которые вами руководят. Но в зоне вам делать нечего. Не так там...

- он на мгновение запнулся, - не так там все просто.

- Поймите, - сказал я, стараясь сохранять спокойствие, - что мне...

- А почему вы не хотите понять, - перебил он меня, - что ваше присутствие здесь никому не нужно? Мы топчемся, не решаясь даже выяснить, что же там произошло, и вот является человек, который... Впрочем, все это пустые разговоры, - махнул он рукой, - не пущу, и все тут! Можете жаловаться на меня в комитет.

- Я отсюда не уеду, не побывав там.

Мне хотелось быть твердым и решительным, но выдал голос.

Беата кинула на меня сочувственный взгляд.

Мое волнение привело Арсеньева в ярость.

- А кто вы такой?! - загремел он, ударив кулаком по столу. - Может, вы физик и объясните, почему уровень радиации не падает, а повышается? Или вы - биолог, разбирающийся в этих, как их, дендритах и светлячках с температурой в триста градусов? Да, кто вы такой, кроме того, что муж Шеманской? Можете мне сказать? Почему вы молчите?

- Я... лингвист...

- Лингвист! - захохотал он. - Вы только подумайте! Лингвист! Нет, сказал он, неожиданно переходя на серьезный тон, - к счастью, лингвист пока не требуется.

Я молчал. Арсеньев допил чай и встал.

- В общем, все ясно. Завтра я вас отправлю назад. Беата покажет вам, где можно переночевать. Спокойной ночи!

Дойдя до двери, он обернулся, посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом и вышел.

Несколько минут мы сидели молча.

- Скажите, - нерешительно спросила Беата, - вы... очень любили Марию Алексеевну?

- Очень.

- Тогда... действительно, вам лучше туда не ходить.

- Но почему? Объясните мне, ради бога, что это все значит. Честно говоря, я меньше всего ожидал такого приема.

Беата задумчиво мешала ложечкой остывший чай.

- Не сердитесь на Алексея Николаевича. Ему тоже не легко. Вчера он опять получил нагоняй в комитете.

- За что?

- За все, по совокупности. Неделю назад отправили в город Люшина со смертельной дозой радиации, а тут я еще со своей рукой. Арсеньева, с одной стороны, обвиняют в медлительности, а с другой - в пренебрежении опасностью, связанной с работой в зоне. Ну, я-то, допустим, сама виновата, а Люшин?

Разве кто-нибудь мог предполагать, что там такие виды излучения, которые не задерживаются скафандрами? Теперь нужно переделывать скафандры под электростатические ловушки, но нет батарей. С ними какая-то задержка. В дополнение ко всему еще вы.

- Но я все-таки не понимаю, почему вы считаете, что мне туда лучше не ходить. Если речь идет об опасности, то...

Беата неожиданно положила свою ладонь на мою руку.

- Не надо, - сказала она, глядя мне в глаза. - Пожалуйста, не надо об этом говорить. Все гораздо сложнее, чем вы думаете. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Вот только... - замялась она, - постельного белья не найдется.

- Не важно, - сказал я, - обойдусь и без белья.

Она провела меня по коридору и открыла одну из многочисленных дверей. В пустой комнате стояла кушетка, какие обычно бывают в кабинетах врачей.

- Вот здесь. К сожалению, больше ничего нет.

- Спасибо, - сказал я, - спокойной ночи!

- Спокойной ночи! - ответила она. - Как хорошо было бы для всех, если бы вы утром уехали!

* * * Ворочаясь на неудобной кушетке, я снова перебирал в памяти события прошедшего дня.

Мне не в чем было упрекнуть работников комитета, хотя разрешение я получил только после длительных и настойчивых просьб. Во всяком случае, там все были со мной вежливы.

Хотя в грубости Арсеньева чувствовалось что-то нарочитое, у меня не возникало сомнений, что он приложит все усилия, чтобы вернуть меня в город.

По-видимому, у него были какие-то причины не допускать меня к месту аварии.

Самое странное было то, что он все равно ничего от меня не мог скрыть. Я читал все, что печаталось в официальных отчетах, и внимательно следил за дискуссией в журналах. Значит, в зоне было что-то, что не фигурировало в его донесениях, и он боялся, что я об этом узнаю. Мне вспомнился взгляд, который бросил на меня Арсеньев, выходя из комнаты. Так смотрит врач на больного, приговоренного к смерти, но еще не подозревающего об этом.

И что могла означать последняя фраза, оброненная Беатой? Почему для всех было бы лучше, чтобы я уехал? Если к этому и есть какие-то причины, то отчего мне прямо о них не сказать, хотя бы из уважения к памяти Марии?

Нельзя же меня считать совершенно посторонним человеком!

Я уснул с твердым намерением не уезжать отсюда, не добившись посещения зоны.

Когда я проснулся, было уже светло. Мне не хотелось откладывать разговор с Арсеньевым и, кое-как приведя себя в порядок, я вышел в коридор.

- Как вы спали?

Я не сразу узнал в мальчишеской фигуре, облаченной в мешковатый комбинезон, мою вчерашнюю знакомую.

- Спасибо, наверно, хорошо. Скажите, где я могу видеть Арсеньева?

- Он уехал в город, будет не раньше обеда.