И моя мать тоже была поблизости. Я ощущал тепло ее любви. И хотя я считал ее смерть предательством, это придало мне сил. Я сделал еще один шаг. Услышал, как звенят трамваи в Восточном Берлине, ревут автомобили в Западном Лондоне и негромко рычат собаки – на бульварах в Европе, на верандах в Америке, на диванах в Британии.
– Перейди улицу. – Губы Дженнифер почти коснулись моего уха.
Я снова двинулся вперед и больше уже не останавливался, потому что на противоположной стороне, возле студии EMI, меня ждала Луна.
Она улыбалась и махала мне. В руках у нее была холщовая сумка. Она совершенно не изменилась с 1988-го.
– Привет, Сол. Как дела?
– Пытаюсь перейти улицу, – ответил я.
– Ага, – отозвалась она, – ты тридцать лет хотел это сделать, но все время что-то вставало у тебя на пути.
Где-то рядом дышали Дженнифер и Райнер. И Мэттью был тут. И мои племянники. И Джек, и Вальтер, и Карл Томас.
– Восток и Запад теперь вместе, – шепнул я Луне.
– А, да, – улыбнулась она. – Я слышала. Германской Демократической Республике настал капут.
– Давным-давно.
– Верно, – сказала Луна. – Я не поспела за историей, но кровь высыхает быстрее, чем память. Мне так и не удалось добраться до Ливерпуля. Но ты разбил мою «Эбби-Роуд», вот я и пришла увидеть ее собственными глазами.
Я шел вперед и вперед и, когда до той стороны осталось всего несколько шагов, дотянулся и взял Луну за руку.