Человек, который знал слишком много (рассказы)

– Ну, всякий знает, ведь орешек-то был нам не по зубам, – отозвался Хорн Фишер. У мистера Фишера было обыкновение предполагать, будто всякий знает такие вещи, которые случается услышать одному человеку на миллион. – И поистине большое счастье, что Трейверс подоспел туда в самый решающий миг. Просто страшно подумать, как часто истинную победу одерживает у нас младший по чину, даже когда его начальник – великий человек. Взять хоть Колборна при Ватерлоо.

– Надо полагать, теперь мы изрядно расширили пределы империи, – заметил его собеседник.

– Да, пожалуй, Циммерны не прочь расширить их вплоть до самого канала, – произнес Фишер задумчиво, – хотя всякий знает, что расширение пределов в наше время далеко не всегда окупается.

Капитан Бойл нахмурился в некотором недоумении. Припомнив, что он в жизни не слыхал ни о каких Циммернах, он мог только обронить небрежным тоном:

– Ну, нельзя же ограничиваться только Британскими островами.

Хорн Фишер улыбнулся: улыбка у него была очень приятная.

– Всякий здесь предпочел бы ограничиться Британскими островами, – сказал он. – Все спят и видят, как бы поскорей вернуться туда.

– Право, я решительно не понимаю, о чем это вы толкуете, – сказал молодой человек, подозревая какой-то подвох. – Можно подумать, что вы отнюдь не восхищены Гастингсом и… и вообще презираете все на свете.

– Я от него в совершенном восторге, – отозвался Фишер, – вне сомнения, более подходящего человека для такого дела найти трудно: это тонкий знаток мусульманской души, а потому он может сделать с ними все, что ему заблагорассудится. Именно по этой причине я считаю нежелательным сталкивать его с Трейверсом, особенно после недавних событий.

– Нет, я решительно не понимаю, к чему вы клоните, – откровенно признался его собеседник.

– Собственно говоря, тут и понимать нечего, – сказал Фишер небрежным тоном, – но давайте лучше оставим разговор о политике. Кстати, знаете ли вы арабскую легенду про этот колодец?

– К сожалению, я не знаток арабских легенд, – сказал Бойл, едва сдерживаясь.

– И напрасно, – заметил Фишер, – особенно если учесть ваши взгляды. Ведь лорд Гастингс тоже в своем роде арабская легенда. Пожалуй, в этом и заключено его подлинное величие. Если он утратит свою славу, нашему могуществу во всей Азии и Африке будет нанесен немалый ущерб. Ну а про дыру в земле рассказывают, что она ведет неведомо куда, и такая выдумка кажется мне очаровательной. Теперь легенда приобрела магометанскую окраску, но я не удивлюсь, если она восходит к глубокой древности и родилась задолго до Магомета. Повествует она про некоего султана, который прозывался Аладдин: разумеется, не тот, который завладел волшебной лампой, но очень на него похожий; он имел дело со злыми духами, или с великанами, или еще с кем-то вроде них. Говорят, он повелел великанам построить ему нечто наподобие пагоды, которая вознеслась бы превыше всех звезд небесных. Словом, высочайшее для величайшего, как утверждали люди, когда строили Вавилонскую башню. Но по сравнению со стариной Аладдином, строители Вавилонской башни были покорны и кротки, как агнцы. Они хотели всего-навсего соорудить башню высотой до неба, а ведь это сущий пустяк. Он же возмечтал о башне превыше неба, пожелал, чтобы она возносилась все вверх, вверх, до бесконечности. Но аллах поразил его громовым ударом, от которого разверзлась земля, и он полетел, пробивая в ней дыру, все вниз, вниз, до бесконечности, отчего образовался колодец без дна, подобно задуманной им башне без вершины. И вечно низвергается с этой перевернутой башни душа султана, обуянная гордыней.

– Странный вы все-таки человек, – сказал Бойл, – рассказываете так серьезно, будто думаете, что кто-то поверит подобным басням.

– Быть может, я верю не в саму басню, а в ее мораль, – возразил Фишер. – Но вон идет леди Гастингс. Кажется, вы с ней знакомы?