Человек-луч

— Ясный ответ!… — Андрюхин довольно улыбнулся. — Что скажет профессор Паверман?

— Экспедиционное судно, атомоход «Ильич», — хмуро заговорил Паверман, выдержав солидную паузу, — будет готово к выходу в рейс через две недели. Экспедицию поручено возглавлять мне. По приглашению мистера Крэгса мы будем в районе Биссы не позднее двадцатого марта. Считаю, что эксперимент может быть проведен между пятым и десятым апреля.

Андрюхин встал и подошел к сидевшему в глубине комнаты Юре Сергееву. Тот поднялся ему навстречу, смущенно и вопросительно улыбаясь.

— Ваше последнее слово, мой друг! — Андрюхин крепко обнял его за плечи. — Я знаю, что вы скажете, но не торопитесь… Обстановка усложняется. Одно дело — послать луч за десять тысяч двести восемьдесят километров…

— Десять тысяч двести восемьдесят семь километров четыреста тридцать метров шестьдесят три сантиметра, — негромко уточнил Ван Лан-ши.

— Вот видите, еще дальше! Это совсем не то, что послать луч за двадцать километров… — Андрюхин широкой пятерней сгреб Юру за волосы, отодвинул его от себя и несколько секунд сердито и растерянно всматривался в спокойные глаза Юры. Тот нерешительно заулыбался, и тотчас Андрюхин, оттолкнув его, забегал по комнате. — Не исключено, что именно в районе Биссы готовится какая-то провокация! Этот опыт мы проводим перед лицом всего мира. За неделю до совершения опыта все страны будут о нем официально предупреждены. Для удачи эксперимента совершенно необходимо, чтобы в установленном квадрате размером пятьдесят на пятьдесят километров не было ни одного судна и, самое главное, чтобы ни один самолет не смел даже приблизиться к границам квадрата. Иначе произойдет непоправимая катастрофа… Ты будешь в антигравитационном костюме и в момент восстановления из луча окажешься на высоте пятисот метров над океаном…

— На высоте пятисот метров четырнадцати сантиметров двадцати трех миллиметров, — мягко уточнил Ван Лан-ши.

— Иван Дмитриевич, ну чего вы волнуетесь? — спросил Юра — Все будет в порядке.

— Помолчи! — рявкнул Андрюхин, так сверкнув глазами, что Юра опустил растерянно руки. — Знаем, что ты храбрый парень, готов рискнуть собой… Да кто из нас не сделал бы того же? Профессор Паверман стал мне врагом из-за того, что идешь ты, а не он!… Мы еще и еще раз должны себя проверить потому, что неудача и гибель Сергеева будут обозначать не только гибель Сергеева, а крушение надежд миллионов и миллионов людей. Ты готов? — вдруг оборвав себя, сердито спросил Андрюхин Юру.

— Давно готов, Иван Дмитриевич… — сказал Юра, спокойно облокотясь на ручку кресла, но не спуская с академика глаз, словно желая о чем-то напомнить.

— Да, да, да! — так же сердито кивнул Андрюхин. — Крэгс передал мне свою просьбу. Думаю, придется его уважить… Удивительное дело, какая популярная личность этот Бубырь!

— И Нина Фетисова и Пашка Алеев, — усмехнулся Юра. — Да я и сам буду рад, если на этих островах, в каком-то там королевстве, встречу своих ребятишек…

— Это решено! — перебил Паверман. — Они едут со мной. Я сделаю из Бубыря ученого! У него талант наблюдателя…

— А я сделаю ученым Пашку! — улыбнулся профессор Ван Лан-ши.

— А я — Нинку-пружинку! — заявила басом Анна Михеевна вставая.

Так решена была судьба ребят, хотя об этом ничего пока не знали не только они, но даже их родители,

А когда известие о готовящейся поездке дошло до ребят и их родителей, волнениям и тех и других не было конца.

Наибольшее беспокойство это обстоятельство вызвало в семьях Бубыриных и Фетисовых.

У Бубыриных волновались папа и мама, а сам путешественник внешне сохранял полное спокойствие.

Папа бегал по книжным магазинам и библиотекам, доставая всевозможную литературу о странах Южных морей. Но ни в одной из книг не говорилось о том, в чем должен быть одет мальчик одиннадцати лет, отправляясь с берегов Волги на остров Фароо-Маро.

— Трусы, — говорила похудевшая от хлопот мама. — Это ясно. Тапочки, две пары. Ботинки. Парадный костюм под галстук.

— А тюбетейку? Быть может, ему придется представляться ко двору, — вставил папа, делая большие глаза.

Но в такой момент маме было не до шуток.

— Ты отвечаешь за то, чтобы ребенок вернулся целым, — заявила она.

И папа был уже не рад, что вспомнил о существовании тюбетейки.

В квартире Фетисовых родители, наоборот, сохраняли видимое спокойствие, но зато Нинка шумела и волновалась за троих.

— Что ты кладешь? — бросалась она к матери, всплескивая руками. — Что ты кладешь в чемодан?

При этом один глаз Нинки косил в зеркало: в новом платье, на фоне чемодана, она выглядела настоящей путешественницей.

— Сарафанчик, — неторопливо отвечала мама.

— Сарафанчик! Но кто в королевстве Бисса, и тем более на Фароо-Маро, носит твои сарафанчики?

— Они свое носят, а ты свое, — улыбалась мама.

В эти же дни Женя, которая никак не могла решить, что ей делать, уже дважды складывала свой чемодан, собираясь ехать, и дважды его распаковывала, приходя к выводу, что лучше остаться.

— Я хотел бы, чтобы ты была и здесь и там, — сказал Юра.

Но как это сделать, оставалось неизвестным.