Человек - Луч

— А что? Красиво, — согласился Юра. Он не мог ее слушать без улыбки.

— Посмотрите только на эту самодовольную рожу! — Они были в палате вдвоем, так что призыв Жени был обращен к мебели. — «Красиво»!.. А почему, скажи, пожалуйста, именно ты? Почему не я? У меня тоже здоровья не занимать, я тоже молодая!

— Не грусти, ты еще пригодишься, — усмехнулся Юра, но, заметив, что Женя дуется, попробовал заговорить о другом: — Когда-то я мечтал, что наша хоккейная команда завоюет первенство мира. — Юра попытался поймать Женину руку, но это ему не удалось. — Нам надо еще выиграть первенство Союза, а для этого — победить «Торпедо». Я думаю о том, как мы его разложим, когда я освобожусь. Иван Дмитриевич обещал мне… Увидишь, добьемся первенства по Союзу, а там и мирового! Представляешь, команда из какого-то никому не известного советского городка — чемпион мира!

— Ты можешь сейчас думать об этом? — искренне удивилась Женя.

— Еще бы! — Он удивился в свою очередь: — А что, разве жизнь останавливается?

— Нет, конечно, — поспешно пробормотала она. И вдруг почувствовала, как на нее надвигается мутная волна ужаса и захлестывает с головой… Впервые она необыкновенно ясно поняла, что, собственно, произойдет: Юра исчезнет, его не станет, он превратится во что-то вроде солнечного луча, что нельзя ни взять за руку, ни потрогать, и все это готовят сотни людей, сотни машин, готовят нарочно. Он превратится в какую-то светящуюся пыль, даже не в пыль, а в ничто… Как может из ничего, из света, вновь возникнуть человек? Это невозможно, это простое убийство, в котором никто не признается из упрямства, из дурацкого почтения перед своей наукой…

— Такой вопрос должны решать врачи, — сказала она вдруг. В ней постоянно жило чувство глубокого уважения к своей профессии. — Только они имеют право…

— Мне бы хотелось, чтобы при этом, кроме тебя и академика, были наши ребятки с Химкомбината, — сказал Юра. — Но это невозможно… Хорошо бы позвать хоть тех ребятишек, которым попала картофелина, а потом Детка: Бубыря, Пашку, эту смешную девчонку. А вдруг я тоже попаду к ним в лапы? — И Юра весело рассмеялся.

— Никто их не пустит, — пробормотала Женя. — Глупости!

Ужас не покидал ее…

Утром 10 февраля Академический городок выглядел необычно. Лишь пятьдесят человек получили пропуска на территорию, где была смонтирована установка, с которой производился запуск Человека-луча. И лишь тридцать человек были допущены на аэродром, где луч должен был материализоваться вновь в Юру Сергеева. Но все, кто жил и работал в Академическом городке, ушли в это утро в лес, окружавший аэродром, и нетерпеливо выглядывали из-за каждого куста, из-за каждого занесенного снегом пня.

Женя была на аэродроме с Анной Михеевной. Невдалеке от них стоял академик Андрюхин со своими старыми друзьями — генералом Земляковым, академиком Сорокиным и профессором Потехиным, первым космонавтом, специально приехавшим на сегодняшнее великое торжество науки. В сторонке, вместе с профессором Паверманом, стояли Крэгс и Хеджес.

— Вы сказали, что опыты по передаче живой материи вы начали всего года полтора назад? — вдруг спросил Крэгс, придерживая за рукав Павермана, который хотел перебежать к профессору Ван Лан-ши.

— Да, да, недавно, — торопливо пробормотал Паверман. — А почему вас это интересует?

— Меня это интересует потому, — медленно проговорил Крэгс, — что из всех загадок эта — самая загадочная. Ваша наука достигла потрясающих, сказочных результатов! Я думаю, что и через столетия превращение человеческого организма в луч и восстановление его из луча потребует немалого времени. Нужно изучить организм, причем по программе, объем которой так велик, что его трудно даже осмыслить. Нужно произвести расчеты. Самые быстродействующие машины не справятся с ними менее чем за несколько лет. Вернее, машины могли бы справиться, но потребуется время для программирования… Организм для передачи должен готовиться годами. Вы начали свои опыты значительно раньше…

Крэгс еще что-то бормотал, словно разговаривая сам с собой. Воспользовавшись минутой, Паверман удрал. Пробегая мимо Ван Лан-ши, Паверман подмигнул, указывая на Крэгса:

— Никак не может поверить, что наши машины лучше его черепах…

Рядом с Ван Лан-ши стоял секретарь обкома и тихо разговаривал с прилетевшим час назад президентом Академии наук СССР, который все время тревожно посматривал то на снежное поле, то на часы.

А Женя, казалось, оледенела, не сводя глаз с часов. Шевеля губами, она непрерывно отсчитывала:

— Пятьдесят шесть… пятьдесят пять… пятьдесят четыре…

Оставалось менее минуты до величайшего мига в истории науки.

Теперь уже никто не разговаривал, никто не шевелился, кажется, никто не дышал. Со стороны, человеку непосвященному, было бы странно следить за этими людьми. Не двигаясь, они напряженно, до боли в глазах, всматривались в обыкновенное заснеженное зимнее поле…