Человек-машина

Но я не мог обойтись без сна. Поэтому однажды я взял в постель пару ног. Это были ранние легковесные модели, фактически палки, которые мы использовали в качестве прототипов, а затем отвергли. Я поставил их у кровати и выключил свет. Позже, проснувшись от ноющей боли в несуществующих мышцах, я затащил ноги в койку, вставил бедра в гнезда, ухватился за ступни и принялся вручную сгибать и разгибать пластик. Идею я позаимствовал из статьи о лечении фантомных болей при помощи зеркал для создания оптической иллюзии, убеждающей мозг в наличии конечности. Теперь вам понятен мой скепсис. При сгибании я чувствовал, как несуществующие мускулы расслабляются, а псевдокровообращение восстанавливается. Я потеребил пластик. Хорошо, как и то, что никто меня не видит. Я с облегчением выдохнул.

В конце концов ноги от Альфы перестали воспламеняться. Я оседлал их и осторожно шагнул. Они двигались плавно, сервомагниты работали почти бесшумно. Пол не проваливался. Ничто не взрывалось и не дымило. Я подошел к стене. Получилось не очень гладко, но я не был знаком с оборудованием. Я развернулся и направился обратно к центру. Поднял ногу. Я не потерял равновесия. Не выпал. Я согнул ступню. Она раздваивалась. На самом деле она больше смахивала на копыто. Я опустил ее, поднял другую. Все еще на коне. Я оглянулся и увидел вокруг счастливые лица. Я тоже улыбнулся: мы делали успехи.

Затем настала очередь нервного интерфейса. На него мне пришлось потратить больше времени, чем на что-либо другое. Придумав что-то механическое, я мог обычно поручить исполнение кому-то еще. Но чтение нервов было делом личного свойства. Я словно выделял из ливня капли, видные только мне. Я сутками просиживал в первой лаборатории; от бедер тянулось тридцать восемь проводков, пытавшихся прочесть мои мысли. Забавный способ самопознания. Например, когда я представлял, что шевелю большим пальцем, частота достигала 42,912 гигагерца, но та же картина была, когда вспоминал музыку кантри. Никогда бы не подумал, что эти две вещи похожи. Но потом я вспомнил, что притоптываю в такт, — так что вполне возможно. Так или иначе, с этим явлением приходилось разбираться заблаговременно — до того, как я выйду наружу, а кто-нибудь врубит Кении Роджерса.[13]

Располагая базовой неврологической схемой, я осваивал движение в режиме компьютерного моделирования. Мы загрузили в компьютер каркасные модели ноги, и я попробовал управлять ими силой мысли. Сначала они не реагировали. Затем стали дергаться, изгибаться и пытаться идти сразу в трех направлениях. Методом проб и ошибок я медленно продвигался к полезным действиям. После каждой шестичасовой сессии у меня кружилась голова, и я с трудом соображал, где нахожусь. Я ехал по коридору, и мне казалось, что мир состоит из геометрических линий и углов. Мне снилось, что я — каркас, образованный зелеными лучиками.

Лаборанты стали носить очки с толстыми стеклами. Вид у них был чудной. Линзы — мутноватые, как молоко, подобно изнанке солнцезащитных очков. Не прошло и недели, как в них щеголяла половина Гаммы. Я особого внимания не обращал, принимая происходившее за очередной выверт молодежной моды, но, когда прибыл в первую лабораторию на свидание с Миркой и ее иглами, Мирка надела их тоже, и мне пришлось спросить.

— Это Зет-очки,[14] — объяснила Мирка. Мне показалось, что она удивлена моим незнанием, но за стеклами было не видно. — Никогда не пробовали?

Я покачал головой. Мирка сняла свою пару. Там был элемент, которого я прежде не замечал: два проводка, заканчивавшиеся плоскими металлическими клеммами. Мирка отлепила их от висков. Я с некоторым опасением последовал рекомендациям Мирки, закрепил контакты на черепе и надел очки. Все вокруг выглядело размытым. Затем лицо Мирки проступило. Я никогда не думал, что мои глаза обладают столь низкой разрешающей способностью.

— Разрешение отличное, — сказала Мирка. — Но главное в них — увеличение. Сдвиньте брови. Вот так.

Я повторил движение. Ее лицо рванулось ко мне. Я вскинул руки, а Мирка смеялась.

— И наоборот — для уменьшения. — Она помогла мне сесть прямо. — Поняли?

Я выбрал в лаборатории угол и резко приблизил его. Там валялась скрепка — большая, как будто я стоял над ней на коленях. Я приближал и удалял, выискивая мелкие предметы и увеличивая их. Не уменьшая ничего, я повернул голову, и к горлу подступила тошнота. Значит, плохая мысль. Удаляем, поворачиваемся, приближаем.

— Вам обязательно сделают такие же, — сказала Мирка. — Если попросите. Сделают в Гамме.

— Это придумала Гамма? — Я снял очки. Мир потускнел.

— Гамма вовсю занимается периферией, — кивнула она.