Человек меняет кожу

Полозова прохаживалась по комнате с видом заправской учительницы. Она остановилась за спиной Кларка и заглянула через его плечо.

– Кончили? Поставьте восклицательный знак. Посмотрим, сколько наделали ошибок…

– Ошибки, наверно, много. Сегодня диктант много трудны слова.

– …Ну, а теперь давайте ваше сегодняшнее сочинение, – она потянулась за клеёнчатой тетрадью.

Он придержал её руку.

– Нет, не надо. Я завтра буду писать луче.

– Что это вы вдруг стали ломаться? Подумаешь, действительно сочинение для печати!

Она раскрыла тетрадь на последней исписанной странице и стала читать вслух:

– «Один иностранны человек…»

– Нет, нет, пожалуйста, читайт себе. – Кларк отвернулся к окну.

Полозова пожала плечами:

– Что-то вы сегодня не в своей тарелке. С каких это пор вы стали стесняться передо мной?

Она взяла со стола красный карандаш, придвинула тетрадь и стала читать про себя:

Один иностранный человек имел нешасны случай и лежал долга беспамяти. Когда он пришол назад в свои чувства, то забыл все, весь прежни жизн и не мок спомнит.

Он очень спугался и стал споминат, споминат и струдом по кусочки спомнил. А когда спомнил, думал, что спомнит не стоил. Потом он стал выздоравливать и часто думать, что луче было, если не споминал и начал живит бес прошлово с того дня, как праснулся. Он сказал себе: допустим, я все забыл. Буду живит, как бутто ранше было ничево.

Он долго был бальной и имел много время думат. Одна девучка учила его чужой язык и чужой жизн. Он претендовал, что учит чужой язык, а учил чужой жизн.

Он скоро понял, что его жизн связался неразделительно с девучка, котора его учил чужой язык. Лекко забыт все, что был до этого, но её забыт никагда будет возможно. Он хотел сказат девучке, что любит её. Но он думал, что будет очень баналически: в все плохи романы герой бальной и потом любит свою няню и просит её женится его. Он боялся, что девучка, котора знал его ранше, думат, что он есть тот самы чужой человек, и не будет связат свой молодой жизн в стары жизн чужой человек. Он многа раз хотел ей объяснят и сказат, но не знал как. Тагда он сел и писал «сочинение на любую тему». Но писал нет на любую тему, а на тему та, которую любю.

– Ай-ай-ай, – покачала головой Полозова. – Такого количества ошибок вы не делали ни в одном сочинении!

Кларк покраснел. Он подошёл к столу, взял тетрадь и вырвал листок с сочинением.

Полозова отняла у него листок.

– Не надо рвать. Что это за непочтительное отношение к учительнице? Сочинение есть сочинение. – Она сунула листок за блузку. – За орфографию вам честно полагается единица.

– А за содержание?

– Насчёт содержания поговорим, когда перепишете всё начисто без единой ошибки. А слово «люблю», чтобы не забыть, как его произносят, напишите мне тридцать два раза на отдельной странице. – Она подняла на Кларка смеющиеся счастливые глаза.

Он взял её за локти и губами отыскал её губы.

На рассвете у головного сооружения собрались люди в кожанках, бурках и халатах, с простёртым над головами большущим плакатом. На красном в белые крапинки ситцевом полотнище (кумача в кооперативе не оказалось) большими белыми буквами выделялась надпись: «Большевистский привет ударникам-комсомольцам!» С неба буйными ручьями хлестала вода. Буквы, размытые дождём, капали на потемневшие балахоны музыкантов, бережно укрывших полой горластые жерла труб. Хлюпая по лужам, прибежал из городка Гальцев и протянул Синицыну размокшую телефонограмму. Синицын с трудом разобрал стёртые слова: