Он опрокинул стопку и сел. Со всех сторон захлопали.
Пока наливали опорожненные рюмки, со стаканом пива в руке поднялся Четверяков. Шум умолк. Четверяков поправил пенсне и сказал взволнованным голосом:
– Товарищи инженеры, я глубоко тронут теми словами, которые произнёс только что по моему адресу Андрей Афанасьевич. Многие годы научной работы научили меня действительно подходить ко всем явлениям с жёсткой меркой проверенного практического опыта. Это не всегда наиболее эффектная мерка. Это даже редко бывает эффектная мерка, но зато она позволяет нам критически познавать действительность и двигать её по пути прогресса. В том, что это именно так, нас убеждает богатый опыт многих веков. Из опыта истории мы знаем, что величайшие изобретения, двинувшие цивилизацию на столетия вперёд, даже изобретения, как казалось бы профану, самые простые и случайные, – никогда не были делом талантливых фантазёров-любителей, а всегда принадлежали трезвым людям науки и являлись результатом многолетнего накопления опыта. Не талантливый фантазёр Жюль Верн, а кропотливые учёные-практики подарили человечеству летающую машину. И хотя мы на ней не летаем на луну, как это водится в романах этого талантливого писателя, но зато мы на ней действительно летаем, передвигаемся в несколько часов за тысячи километров. Фантазия – быстрее науки, но она бессильна изменить низменную действительность с её суровыми научными законами. А наука не есть отрицание фантазии, она есть, наоборот, осуществление фантазии, но осуществление всегда частичное и постепенное. Этому нас учит опыт тысячелетий, и те, кто хотел бы перепрыгнуть этот опыт, по сути дела прыгают на одном месте. Разрешите, товарищи инженеры, осушить этот бокал за силу науки, осуществляющей и корректирующей стремления человеческой жизни.
Весь стол зааплодировал бурно и продолжительно, зазвенели стаканы, и когда вновь раздался сигнальный звон ножа, из-за стола со стаканом в руке поднялся Немировский.
– Дорогой Евгений Христофорович! Дорогие товарищи! Разрешите мне вместо тоста рассказать вам небольшую сказку, которую я слышал на Севере от одного замечательного пройдохи, горького пьяницы. Строили мы с ним мост, мост у нас снесло паводком, сидим мы, затылки почёсываем, тут он нам и рассказал свою прибаутку… Разрешите?
– Пожалуйста, просим! – раздалось с разных концов стола.
– Этот всегда что-нибудь придумает! – одобрительно чокнулся с соседом брюнет с подстриженными усиками.
– Слушаем!
– Так вот. Как это обыкновенно водится, в тридевятом царстве, не в нашем, конечно, государстве, жил-был царь. И у царя явилась затея, не очень чтобы умная, не очень чтобы глупая, одним словом царская. Должен был к царю в гости приехать король индийский. А столица царя лежала над большой глубокой рекой, и моста на реке испокон веков не было. Как кто мог, так и переправлялся.
Спохватился царь за день до приезда гостя, что въезд в его столицу неудобен, и решил во что бы то ни стало мост на реке построить.
Зовёт царь к себе мужичка-простачка плотника: тот большим мастером слыл, терема министрам строил и на выдумку, как это говорится, был горазд.
Говорит царь мужичку:
– Построй ты мне до завтрашнего утра мост через реку. Построишь – дам тебе золота, сколько лошадь подымет. Не построишь, голову отрубить велю. Так и знай.
Почесал мужик за ухом и говорит:
– Ваша царская воля приказывать, моё дело слушаться. А из какого материала, ваша милость, мост прикажете строить?
– Пусть будет, – говорит царь, – из чистого золота, – чтобы за сто вёрст блестел.
Царское слово – указ. Запряг мужик подвод пятьдесят, к царским кладовым подъезжает золото грузить. Нагрузил телег десять, царь к нему выходит:
– Тебе, – спрашивает, – сколько золота-то надобно?
– Да вот, – говорит мужичок, – всё, что тут есть, да ещё телеги четыре прибавите.
– Постой, – говорит царь, – этак у меня в казне золота совсем не останется. Какой же я тогда царь буду? Давай строй из чего-нибудь другого.
– Ваша царская воля приказывать, моё дело слушаться. Из чего прикажете? – спрашивает мужичок.
– Сделай, – говорит царь, – из железа, да такой, чтобы издали, как сабля, блестел.
– Почему бы нет, можно и из железа. А железа, ваша царская милость, дадите?
– А сколько ж тебе надо? – спрашивает царь.
– Да вот сколько есть у вашего войска панцирей, шлемов всяких, мечей и сабель, пусть свезут на площадь, тогда, может, и хватит.
– Постой, – говорит царь. – Этак у меня все войско без оружия останется. Какой же я тогда царь буду? Давай строй из чего-нибудь другого.
– Ваша царская воля приказывать, моё дело слушаться. А из чего строить? Из дерева разве, что ли?
– Давай из дерева, только покрась, чтобы наутро блестело.
Взял мужичок топор, пошёл в царский сад и стал столетние чинары рубить. Срубил одну, срубил другую… Выходит к нему царь.
– Ты, – говорит, – что это? Никак сад мой царский рубишь?
– Рублю, – говорит мужичок. – Дерево-то на мост нужно? Во всём царстве, кроме твоего сада, подходящего дерева не найдётся.
– А сколько ж тебе дерева-то надо?