Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир - эпоха Просвещения.

Справедливость и справедливое… есть благо чужое, то есть польза человека сильнейшего и правителя, а, собственно, для повинующегося и служащего это — вред. Человек справедливый везде выигрывает менее, нежели несправедливый… Легче же всего узнаешь это, когда дойдешь до несправедливости совершеннейшей, которая обидчика делает самым счастливым, а обижаемых и нежелающих обижать — самыми несчастными. Такова тирания (перевод В. Н. Карпова).

Антифонт[82]

Oxyrh. Pap. XI № 1364. (1) Справедливость <заключается в том, чтобы> не нарушать законы государства, в котором состоишь гражданином. Так, человек будет извлекать для себя наиболыпе пользы из применения справедливости, если он в присутствии свидетелей станет соблюдать законы, высоко их чтя, оставаясь же наедине, без свидетелей, <будет следовать> законам природы. Ибо предписания законов произвольны (искусственны), <веления же> природы необходимы. И <сверх того>, предписания законов суть результат соглашения (договора людей), а не возникшие сами собой <порождения природы>; веления же природы суть самовозникшие (врожденные начала), а не продукт соглашения <людей между собой>. (2) Итак, тот, кто нарушает законы, если это остается тайным от <остальных> участников соглашения, свободен от позора и наказания; если же <его противозаконный поступок> открывается, то его постигает позор и кара. Но если кто-нибудь попытается насильственно нарушить что-нибудь из коренящихся в самой природе <требований>, идя против <естественной возможности>, то, если это и остается скрытым от всех людей, бедствие <от этого для него самого> будет ничуть не меньшим и нисколько не большим, чем в том случае, если это все увидят. Ибо <в этом случае> вред причиняется не вследствие мнения <людей>, но по истине. Вообще же рассмотрение этих <вопросов> приводит к выводу, что многие <предписания, признаваемые> справедливыми по закону, враждебны природе <человека>… (4) Что же касается полезных <вещей>, то те из них, которые установлены <в качестве полезных> законами, суть оковы <для человеческой> природы, те же, которые определены природой, приносят <человеку> свободу… (5) <В поступках, противоречащих природе>, заключается <причина> того, что люди страдают больше, когда можно было бы меньше страдать, и испытывают меньше удовольствий, когда можно было бы больше наслаждаться, и <чувствуют себя> несчастными, когда можно не быть таковыми. Fr. В. (1) Тех, которые происходят от знатных родителей, (2) мы уважаем и чтим, тех же, которые не из знатного дома, мы не уважаем и не почитаем. В этом мы поступаем по отношению друг к другу как варвары, потому что по природе мы все во всех отношениях равны, притом <одинаково> и варвары, и эллины. <Здесь> уместно обратить внимание на то, что у всех людей нужды от природы одинаковы… И в самом деле, мы все <одинаково> дышим воздухом — через рот и нос и едим мы все <одинаково> — при помощи рук.

Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1. Ч. 1. С. 319–321

КИНИКИ [83]

Антисфен[84]

На вопрос, о чем человек должен мечтать, он ответил: "О том, чтобы умереть счастливым". Как-то один из знакомых пожаловался ему, что потерял свои ценные записи. На это он заметил: "Нужно было записывать не на табличке, а в сердце". Он нередко говорил: "Как ржавчина съедает железо, так завистников — их собственный нрав". "Тот, кто хочет быть бессмертным, — говорил он, — должен вести благочестивую и праведную жизнь". Он говорил: "Государства погибают тогда, когда перестают отличать дурных от хороших". Когда его однажды хвалили дурные люди, он заметил: "Боюсь, не сделал ли я чего-нибудь дурного".

Он говорил, что совместная жизнь братьев-единомышленников прочнее всяких стен. Нужно, учил он, брать с собой в дорогу столько припасов, чтобы они уцелели даже при кораблекрушении. Когда однажды его упрекнули в том, что он якшается с дурными людьми, он ответил: "И врачи вступают в контакт с больными, но не заражаются". "Не чудно ли, — говорил он, — очищать зерна от плевел, не допускать к бою людей непригодных и в то же время мириться с мошенниками на государственной службе?" Когда его спросили, что дает ему философия, он ответил: "Умение оставаться наедине с собой". Во время пирушки кто-то предложил ему: "Спой!" "А ты сыграй мне на флейте", — ответил Антисфен. Когда Диоген попросил у него хитон, он предложил ему взамен сложить вдвое свой собственный гиматий. Спрошенный, какая из наук самая важная, он ответил: "Та, которая учит отучаться от зла". Тем, кому приходилось слышать о себе клевету, он советовал переносить ее мужественнее, чем удары камнями.