Человек на балконе

— И что же вам угодно?.. Простите? Не понял… Что? Что?.. Какой морж?.. Морж на балконе?.. Ах, мужчина?.. Так значит, у вас на балконе какой-то мужчина?

Гюнвальд Ларссон отодвинул в сторону телефонный справочник и придвинул к себе блокнот. Написал несколько слов на бумаге.

— Да, да, я вас слушаю. Как он выглядит? Да, слышу. Редкие волосы, зачесанные назад. Большой нос. Понятно. Белая рубашка. Среднего роста, да. Коричневые брюки. Расстегнуто что? Ага, рубашка. Светло-синие глаза.

— Момент, фру, подождите секундочку. Кое-что не совсем понятно. Так значит, он стоит на своем собственном балконе?

Гюнвальд Ларссон посмотрел на Меландера, перевел взгляд на Мартина Бека и пожал плечами. Он принялся ковырять в ухе шариковой ручкой и при этом продолжал слушать другим ухом.

— Не сердитесь, фру, но ведь этот человек стоит на своем собственном балконе. И он вас каким-то образом беспокоит? — Ага. Не беспокоит. Простите? На противоположной стороне улицы? На своем собственном балконе?

— А как вы можете знать, что у него светло-синие глаза? Это, должно быть, какая-то очень узкая улица. Что? Что вы говорите?.. Момент, милая фру, подумайте сами. Этот мужчина всего лишь позволил себе стоять на своем собственном балконе. А что он еще делает? Смотрит вниз на улицу? А что происходит внизу на улице?.. Ничего? Что вы говорите? Автомобили? Там играют дети?.. И ночью? Дети там играют и ночью?.. Нет, не играют. Ага, он стоит на этом балконе и ночью. И что, по-вашему, я должен делать? Напустить на него полицейских собак?.. Послушайте, фру, у нас нет закона, который запрещал бы людям стоять на собственном балконе… Хотите заявить о подглядывании? Господи, милая фру, если бы нам каждый раз заявляли о таком подглядывании, нам пришлось бы приставить к каждому гражданину трех полицейских. Благодарен? Мы должны быть благодарны?..

— Грубый? Я грубый? Но послушайте, это уже…

Гюнвальд Ларссон замолчал и остался сидеть, держа трубку в десяти сантиметрах от уха.

— Она бросила трубку, — изумленно сказал он.

Спустя три секунды он сам швырнул трубку и сказал:

— Да пошла ты к черту, глупая баба!

Он вырвал из блокнота лист, на котором делал пометки и тщательно вытер ушную серу с шариковой ручки.

— Люди — сумасшедшие, — заявил он. — Что удивительного в том, что человек ничего не делает? Не понимаю, почему такой телефонный разговор не разъединяют на центральном пульте. Нам следовало бы завести себе какую-нибудь прямую линию с сумасшедшим домом.

— К таким вещам тебе следует привыкнуть, — сказал Меландер.

Он невозмутимо взял свой телефонный справочник, закрыл его и вернулся к себе в соседний кабинет.

Гюнвальд Ларссон закончил вытирать авторучку, смял лист бумаги и выбросил его в корзину. Кисло посмотрел на чемодан у двери и сказал:

— Всё в разъездах, всё в разъездах?

— Я всего лишь еду на несколько дней в Муталу, — сказал Мартин Бек. — Мне нужно выяснить там одно дело.

— Гм.

— Я буду отсутствовать максимум неделю. Но Колльберг сегодня уже возвращается. Он завтра приступит к работе. Так что можешь быть совершенно спокоен.

— Я и так совершенно спокоен.

— Если же говорить об этих грабежах…

— Ну?

— Да так, ничего.

— Если он сделает это еще дважды, мы его схватим, — заявил Меландер из соседнего кабинета.

— Несомненно, — сказал Мартин Бек. — Ну, пока.

— Пока, — сказал Гюнвальд Ларссон.

III

Мартин Бек приехал на Центральный вокзал за девятнадцать минут до отправления поезда и оставшееся время использовал для того, чтобы дважды позвонить.

Вначале домой.

— Ты еще не уехал? — спросила его жена. Он пропустил мимо ушей этот риторический вопрос и сказал:

— Я остановлюсь в гостинице «Палас». Говорю тебе, чтобы ты об этом знала.

— Надолго уезжаешь?

— На неделю.

— Откуда ты можешь знать это с такой точностью?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Что ж, она вовсе не глупа, подумал Мартин Бек и сказал:

— Передай привет детям.

Он немного подумал и потом добавил:

— И будь осторожна.

— Спасибо, — холодно ответила она.

Он повесил трубку и вытащил из кармана брюк еще одну монетку. У телефонных кабин была очередь, и люди у него за спиной устремили на него ненавидящие и подозрительные взгляды, когда он опустил в автомат монету и набрал номер управления полиции в Сёдермальме. Прошло несколько минут, прежде чем нашли Колльберга и позвали к телефону.

— Привет, я только хотел удостовериться, действительно ли ты уже вернулся.

— Трогательная забота, — сказал Колльберг. — Ты еще не уехал?

— Как там дела у Гюн?

— Хорошо. Разве что выглядит, как телефонная будка.

Гюн была жена Колльберга, и в конце августа или начале сентября она ждала ребенка.

— Через неделю я вернусь.

— Это я уже понял. Кроме того, я уже не буду работать здесь, когда ты приедешь.

Наступила короткая пауза, потом Колльберг сказал:

— Какие, собственно, дела у тебя в Мутале?

— Я еду из-за этого старика…

— Какого старика?

— Который торговал макулатурой и металлоломом. Вчера ночью он сгорел, ты еще не…

— Знаю, я прочел об этом в газетах. Ну, и зачем же тебе туда ехать?

— Ну, поеду посмотрю, что и как.