Читаем Человек на сцене полностью

   В близком сродстве с этой паузой стоит другая привычка -- растягивание союзов "и", "а" и др. "Уж сколько раз твердили миру, что лесть вредна, гнусна, да только все не в прокииии... в сердце льстец всегда отыщет уголок". Или: "Вы не хотите нас приниматьаааа... вас будут принимать?" Я бы хотел, чтобы актеры поняли весь ужас этой привычки, которою заражены все наши сцены -- от Императорской до глухой провинции. Это прямо обессмысливание речи; слово, вместо того, чтобы быть проводником мысли, становится туманом. Вы знаете волнистое стекло, которое вставляют в двери: свет проходит, а ничего не видно? Представьте самый красивый пейзаж сквозь такое стекло. Вот что вы делаете, господа актеры, из сценической речи; и пока не искоренится эта привычка, нечего думать ни о жизненной правде, ни о литературной красоте на русской сцене. Сюда же можно причислить удвоение согласных: "Ассами вы...?" -- "Арразве вы...?" Сюда же -- мямление на букву м, мямление на буквы а, о, ы, э. Все это привычки, застилающие слово: ухо слышит звук, ум с трудом улавливает смысл.

   Здесь надо упомянуть еще о другого рода паузе, -- паузе, которую актер предпосылает тому слову, которое он хочет оттенить, или, выражаясь по актерски, -- выдать. Внутреннее содержание этой паузы ничего не имеет общего с ролью; такие остановки, если раскрыть их смысл, значат только: "теперь смейтесь", "теперь ужаснитесь". В народных театрах эта пауза готовит такие неминуемые "эффекты", как "чи-е-о-рт знает". Чем посредственнее актер, тем чаще он прибегает к этой паузе: недостаток разнообразия и глубины интонации он надеется заменить остановкой; он думает, что бесцветное слово покроется краской, от того, что он перед ним споткнется!

   Кстати о восклицании "черт знает как!" и подобных "эффектах". У нас совершенно забывают, что такие восклицания иногда, даже в большинстве, -- только вставки, что они, так сказать, на полях текста; у нас же не только они вводятся в текст, но им дается центральное значение, на них устремляется свет. Посмотрите -- во второй картине "Ревизора", когда городничий накидывается на Бобчинского, за то, что он не нашел лучшего места упасть: "Растянулись, как черт знает что!" Из этого восклицания делается своего рода "финал", не только замыкающий развитие всей сцены, но как бы резюмирующий смысл ее; и говорится это не только в публику, а прямо вверх. Между тем, -- восклицание совершенно мимоходного характера; ведь городничий (кому не знаком этот тип на два фронта, -- в одну сторону кулак и сквозь стиснутые зубы: "Ты куда лезешь!", а в другую сторону рука под козырек и: "Не извольте беспокоиться, Ваше Превосходительство, все обстоит благополучно"), ведь городничий весь занят Хлестаковым в этот момент, хлестаковское "превосходительство" для него во сто раз важнее, чем этот печальный случай, он не имеет времени останавливаться на нем; а у нас он не только тратит время на то, чтобы вырвать рукоплескания райка, -- он еще останавливается, чтобы послушать, как они звучат... Мне это восклицание слышится, свистящим шепотом вылетающее из багрового тела, готового лопнуть от негодования; вижу подобострастно согбенную спину, опрометью устремляющуюся во след "уполномоченной особы"...

   В вопросах голоса можно различать сознательное преувеличение, как в сейчас разобранных случаях, или бессознательный недохват: как говорят в фотографии -- передержка и недодержка. Вот теперь -- пример недодержки, которую считаю в высшей степени губительной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное