Читаем Человек на сцене полностью

   С точки зрения чисто эстетической считаю нужным поставить настойчивое требование: когда жест найден, надо ему дать всю его полноту (за исключением, разумеется, тех случаев, когда характер роли требует неполного жеста: нерешительность, застенчивость, нечистая совесть); только тогда он будет целесообразен, только при полноте он будет красив. У нас же, даже правильный жест, в большинстве не полный, т. е. не доведен до конца, до окончательной своей выразительности. Мы не видели Рашель, но мы помним ее палец, когда, она указывала на дверь, -- этот повелительный палец, длинный, вытянутый во весь рост; и как слаб тогда, как вял, как жалко-короток и туп жест той актрисы, которая, говоря: "ведь ты меня ненавидишь", пригибала три пальца к ладони, а указательным и первым, вытянутыми вместе, как когда берут щепотку табаку, тыкала по направлению того, с кем говорила... Наши пальцы, без рисунка, не участвуют в роли; можно подумать, что кровообращение останавливается в кисти, не проходит в оконечности. Много ли актеров, игра которых потеряла бы в характерной выразительности, если бы у них пальцы были обрублены? Вялый, ненужный придаток -- наши пальцы на сцене немы. Они становятся не только ненужным, а почти вредным придатком у некоторых певцов. Когда он занят ведением своего голоса более, чем ролью, если к тому же он сколько-нибудь нервен, то, при приближении трудного, ответственного места, певец сжимает кулак. Ничего нет утомительнее, как видеть эту криспацию руки во всех ролях, без различия душевных настроений, и вызванную только тем, что сжатый кулак ему помогает "взять барьер". Даже те, у которых нет этой хронической корчи пальцев, кончая эффектную фразу, энергичным патетическим жестом "ловят муху".

   По поводу "тыканья" пальцем, не могу не подчеркнуть нашего пристрастия к повторяемому жесту; у нас думают, что в учащении сила; но, неужели, рассыпчатое восклицание "довольно, довольно, довольно!" сильнее одного повелительного "довольно!", после которого наступает молчание? Нет, сила в выразительности, а не в учащении; в угрозе жестом только первое движение действительно угрожает; остальные, сколько раз ни повторять его, не страшны; первое движение есть волевой акт, -- остальные лишь колебания по инерции; первое движение сознательное, остальные уже относятся к области исступления, когда человек не владеет собой: ясно, как ошибочно вводить учащение там, где требуются сила и точность.

   Я упомянул об угрозе; позвольте несколько остановиться на ней, -- это мне поможет окончательно выяснить мысль о неполном, недоконченном жесте. Жест угрозы имеет три стадии. Первая: правая, угрожающая, рука со сжатым кулаком и вытянутым указательным, идет от левого плеча и описывает -- ладонью книзу -- горизонтальную четверть круга. Это угроза принципиальная: "Никогда я тебе этого не позволю". Вторая стадия: рука идет от головы и описывает четверть круга, вертикальную и перпендикулярную к телу, ладонью к левой стороне. Это угроза физического возмездия в будущем: "Ты смотри у меня, я тебе этого не спущу". Третья стадия: рука, идет от своего же плеча и, как бы развертываясь внутренней стороной наружу, локтем вниз, выстреливает кулак, ладонью кверху. Это уже чисто физическая угроза немедленного возмездия: "Ты только посмей у меня". В этой третьей стадии есть своя градация, и в последней степени этой физической угрозы все тело откидывается назад, -- другая рука, корпус и голова стушевываются, весь человек как бы сосредоточивается в кулаке. Сравните этот жест, -- да еще когда сквозь стиснутые зубы прорывается едва внятное: "Я тебе!..", -- сравните его с привычкою некоторых актеров несчетное число раз потрясать указательным перстом между своим носом и носом собеседника, и вы увидите -- в чем сила. Этого окончательного, последнего выражения угрозы я на русской сцене не видал...

   Вам, конечно, приходилось видеть последовательные оттиски печатания в красках: первый оттиск чисто желтый: второй (после накладки синего) -- желтый, синий, зеленый; третий (после накладки красного) -- желтый, синий, зеленый, красный, оранжевый, лиловый... Так вот, наши жесты, почти все, -- лишь вторые оттиски трехцветного печатания.

   "Что же, скажут иные, достаточно узнать и усвоить технические правила, чтобы вышло хорошо?" Уже давно на этот вопрос отвечено. Когда Гамлет говорит Гильденштерну, что достаточно положить пальцы на дырочки, чтобы заиграть на флейте, тот отвечает: "Но я не обладаю искусством". Только это не значит, что при обладании искусством можно обойтись без дырочек и пальцев, ибо, как сказал Гете: "Blasen ist nicht flöten; ihr sollt die Finger bewegen" {"Дуть не значит играть на флейте; извольте пальцами перебирать".}.

Перейти на страницу:

Все книги серии Школа сценического мастерства

Человек на сцене
Человек на сцене

Вниманию читателей предлагается книга выдающегося российского театрального деятеля, режиссера, искусствоведа, критика С. М. Волконского (1860-1937), посвященная исследованию проблемы сценического существования актера. Автор рассматривает вопросы актерской техники, выразительности жеста и голоса; рассуждает о соотношении красоты и правды в изображении героев и событий на сцене, а также о человеке как "материале" искусства; исследует систему и школу ритмической гимнастики Далькроза; описывает собственные впечатления от театральных постановок на московской и берлинской сцене; затрагивает вопросы художественного воспитания личности. Книга будет интересна историкам театра, искусствоведам и культурологам, профессиональным актерам и студентам театральных вузов, а также всем любителям театра.

Автор Неизвестeн

Театр

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное