Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок

Последней предвоенной весной 1941 года я заболел корью. По широко распространенному тогда мнению, яркий свет мог повредить моему зрению, и меня держали в комнате с задернутыми шторами. Читать было нельзя, и я очень скучал, пока не нашел географический атлас, случайно оставленный в комнате. Следующие две недели я изучал карты и читал описания всех стран. В результате я получил множество сведений по географии и научился разбираться в картах с легкостью, которая верно служила мне всю жизнь. Затем я стал следить по атласу за сражениями, которые происходили в мире. Меня заинтересовала военная стратегия противоборствующих сторон. Как они разворачивают свои силы? Почему? Чего стремятся достичь? Используя информацию, полученную из ежедневных сводок боевых действий, которые передавались по радио и печатались в газетах, я шаг за шагом заштриховывал на картах все расширявшиеся с пугающей скоростью территории, подпадавшие под управление стран Оси. Я продолжал это занятие в течение всей войны, стирая штриховку по мере того, как союзники возвращали себе территории.

Тем летом, когда мы гадали, вступят ли в войну Соединенные Штаты, как мы того ожидали, к нам в гости приехал мамин брат Эдвард. Он был старшим механиком на торговом судне, классический красавец-брюнет в морской форме, с усиками и легким испанским акцентом – все это придавало ему вид и повадки этакого Кларка Гейбла латинского разлива. Родители и учителя считали, что я провожу слишком много времени в своем внутреннем мире (боюсь, что грешу этим до сих пор) и что мне было бы полезно научиться делать что-то своими руками. Хотя вначале я сопротивлялся, дядя Эд все-таки заманил меня в мир авиамоделирования, и мы с ним провели несколько чудесных недель за строительством собственного воздушного флота.

В коробках с наборами для сборки моделей было множество хрупких планок из бальсового дерева и листы, из которых нужно было аккуратно вырезать по контурам части самолетов. Мы прикрепляли большой чертеж клейкой лентой к листу картона и склеивали бальсовые детали, предварительно выложив их на чертеж и закрепив на нем булавками. Собрав крылья, верхнюю, нижнюю и боковые стенки фюзеляжа, а также хвостовую часть, мы собирали из них полный каркас самолета, который обклеивали затем папиросной бумагой. Я помню всепроникающий ацетоновый запах сохнущего клея, напоминающий то, как пахнут средства для снятия лака с ногтей. Мои первые самолеты с винтовыми двигателями, приводимыми в действие скрученной резинкой, летали плохо. Они получались слишком тяжелыми, потому что я использовал чересчур много клея, боясь, что иначе конструкция может развалиться. Когда я научился наносить клей более рационально, мне удалось добиться нескольких вполне приличных полетов. Обучение сборке моделей и использованию инструментов стало важным элементом подготовки к проведению научных экспериментов, которыми я занимался впоследствии несколько лет, а знакомство с самолетами помогло мне разбираться в подробностях великих воздушных сражений Второй мировой войны. Мне было жаль расставаться с дядей Эдом, и меня беспокоило то, что могло с ним случиться, если начнется война.

Позднее, тем же летом 1941 года, предшествовавшим бомбардировке Перл-Харбора, родители купили за восемьсот долларов свою первую машину, новый «форд»-седан. Мы проехали по «главной дороге Америки», легендарному шоссе № 66, от Чикаго до Калифорнии. Там мы заехали к нашим филиппинским друзьям, обосновавшимся в живописном поселении художников в городе Лагуна-Бич. Каждый год они присылали нам по почте коробку засахаренных апельсинов, которую мы с братом с нетерпением ждали. Теперь мы увидели целые сады апельсиновых деревьев.

Потом великая мировая война, уже поглотившая Европу и Азию, докатилась и до Соединенных Штатов. Поздним утром воскресенья 7 декабря 1941 года мы украшали рождественскую елку. По радио играла какая-то музыка, внезапно сменившаяся официально звучащим голосом: «Мы прерываем нашу программу для специального сообщения. Японская авиация только что бомбила Перл-Харбор». Меня охватила дрожь. В мире произошло эпохальное изменение, касающееся всех нас.

– Президент вскоре выступит с обращением к стране. Оставайтесь на нашей волне.

На следующее утро (по калифорнийскому времени) Франклин Делано Рузвельт обратился к стране и предложил конгрессу объявить войну. Его слова – «день, навсегда отмеченный позором» – наэлектризовали меня, как и миллионы других слушателей. На следующий день, когда у нас в школе была перемена, меня удивило, что остальные ребята играли и веселились как ни в чем не бывало. Казалось, они не имели никакого представления о том, что должно было случиться. Поскольку я внимательно следил за ходом войны, я остался в стороне от них, молчаливый и задумчивый.