Человек находит друга

Когда я тупею от умственной работы, когда интеллигентные разговоры и необходимость быть любезным с гостями начинают приводить меня в бешенство, а один вид пишущей машинки нагоняет мучительную тоску, как это обычно случается к концу весеннего семестра, тогда я принимаюсь «гонять собак». Я удаляюсь от себе подобных и ищу общества животных – и по следующей причине: среди моих знакомых нет ни одного человека, достаточно ленивого для того, чтобы составить мне компанию, когда мной овладевает это настроение. Ведь я наделён бесценным даром в минуты безмятежного блаженства совершенно отключать свои мыслительные способности, без чего невозможно полное душевное спокойствие. Когда я в жаркий летний день переплываю Дунай и, точно крокодил на отмели, нежусь в тихой заводи величественной реки, среди природы, словно бы не ведающий о существовании человеческой цивилизации, тогда мне изредка удаётся достичь того чудесного состояния, к обретению которого стремились мудрые буддийские отшельники. Я не засыпаю, но все мои чувства как будто растворяются в гармоничном единении с природой, мысли замирают, время утрачивает смысл, и когда солнце склоняется к закату и вечерняя прохлада заставляет меня вспомнить, что мне ещё предстоит одолеть вплавь пять километров, я не могу сообразить, секунды или годы прошли с того мгновения, когда я выбрался на песчаный берег.

Эта животная нирвана – лучшее средство от умственного переутомления, целительный бальзам для душевного состояния современного, торопящегося, вечно чем-то озабоченного человека с истерзанными нервами. Мне не всегда удаётся обрести такую бездумную безмятежность дочеловеческого рая, но успех бывает вероятнее в обществе четвероногого спутника, все ещё полноправного обитателя этого рая. Таковы несомненные и глубокие причины, почему мне нужна собака, которая верно следовала бы за мной, но при этом сохраняла бы дикую внешность, чтобы не портить пейзажа напоминанием о цивилизации.

Вчера уже на заре было так жарко, что о работе – умственной работе – нечего было и думать. День, словно нарочно предназначенный для того, чтобы провести его на Дунае! Я вышел из дому, вооружённый сачком и стеклянной банкой, потому что всегда приношу из таких экскурсий живой корм для моих рыбок. И, как всегда, моё снаряжение послужило для Сюзи сигналом, что я – в «собачьем настроении» и предстоит счастливый день. Она убеждена, что эти прогулки я совершаю ради неё и, быть может, она не так уж далеко от истины. Сюзи знает, что я не просто позволяю ей сопровождать себя, но и очень дорожу её обществом. И все же до ворот она идёт у самой ноги: а вдруг я про неё забуду? Однако на улице она гордо задирает пушистый хвост и лёгкой рысцой бежит впереди меня – её танцующая эластичная пробежка объявляет все собакам, что Сюзи никого из них не боится, даже когда с ней нет Волка II. С на редкость уродливым псом бакалейщика – надеюсь, бакалейщик этой книги не прочтёт – она обычно завязывает короткий флирт. К величайшему неудовольствию Волка II, Сюзи питает некоторую слабость к этому пятнистому уродцу, она морщит нос и скалит на него блестящие зубы, а потом бежит дальше, по обыкновению рыча на своих многочисленных врагов за их заборами.

Улица ещё в глубокой тени, и утоптанная земля холодит босые ноги, но за железнодорожным мостом, на тропе, спускающейся к реке, ступни тонут в тёплой ласковой пыли, которая маленькими облачками взмётывается из-под лап бегущей впереди собаки и повисает в неподвижном воздухе.

Весело звенят кузнечики и цикады, а на дереве у воды поют иногда и славка-черноголовка. Слава богу, они ещё поют!

Значит, лето ещё только-только началось! Наш путь лежит через свежескошенный луг, и Сюзи сворачивает с тропки, потому что тут всегда можно со вкусом «помышковать». Её рысца сменяется своеобразной подпрыгивающей походкой на негнущихся лапах. Голову она держит высоко, весь её вид выдаёт радостное возбуждение, и хвост опущен и вытянут над самой землёй. В эту минуту она больше всего напоминает голубого песца выше средней упитанности. Внезапно словно высвобождается пружина, и Сюзи описывает в воздухе дугу высотой в метр и длинной в два. Когда она приземляется, вытянув вперёд и сведя вместе передние лапы, то молниеносно кусает что-то в низкой траве. Громко фыркая, она ввинчивает нос в землю, а потом поднимает голову и вопросительно смотрит на меня, помахивая хвостом, – мышь ускользнула. Сюзи, несомненно, полна стыда, потому что её великолепный прыжок на мышь оказался безрезультатным, но зато как она гордится, когда успевает схватить добычу! На этот раз она продолжает выслеживать свою дичь, однако четыре новых прыжка опять оказываются бесплодными. Полёвки поразительно быстры и подвижны. Но вот маленькая чау-чау пролетает по воздуху, как резиновый мяч, и, когда её лапы касаются земли, раздаётся пронзительный отчаянный писк.