Человек находит друга

Лоренц родился в 1903 году в Вене. Изучив медицину, зоологию, палеонтологию, психологию и философию, он получил широкое естественнонаучное и гуманитарное образование. По свидетельству самого Лоренца, определяющее влияние на его научное творчество оказали австрийский анатом Фердинанд Хохштеттер и немецкий орнитолог Оскар Хейнрот, труды которого натолкнули молодого ученого на мысль заняться изучением поведения животных.

Отец Конрада Лоренца был известным венским врачом, а его дед — большим любителем и знатоком животных; на прогулки дед всегда выходил в сопровождении ручной гиены. Семья Лоренца жила в Альтенберге под Веной, где будущий ученый провел свое детство и где происходило большинство из описанных им событий. В просторном саду постоянно жили какие-нибудь животные, рядом — Дунай, пойменные луга, леса. Еще когда Лоренц учился в гимназии, директор Венского зоопарка Отто Антониус отдавал ему на лечение больных животных.

Горячая любовь к животным, зародившаяся в детские годы, пронизывает все научное творчество Лоренца. Пронизывает, она и страницы этой книги.

Как это важно — с малых лет привить любовь к природе, к живому, к жизни! Часто и правильно пишут о том, что жестокость к животным неизбежно переходит в жестокость к людям, порождает бессердечие, эгоизм, грубость. Можно смело добавить — убожество духа, тупоумие, ибо доброе, вдумчивое общение с животными не только обогащает человеческую личность нравственными качествами высшего порядка, но и служит чрезвычайно сильным фактором развития ума. Ничто в мире природы не дает ребячьему уму так много пищи для размышлений, как наблюдения за повадками животных.

Но что значит конкретно развить в человеке — в ребенке или взрослом — любовь к природе, к животному?

Лоренц тысячу раз прав, когда высмеивает так называемую «любовь к животным», — смесь сентиментальности, бессердечности и эгоизма. Горькие упреки ученый адресует тем, кто смотрит на собаку лишь как на объект моды или спорта, кто не видит за экстерьером самого ценного, чем обладает собака, — ее чудесной психики.

Взаимоотношения человека с животными сложны и многообразны. Если любовь к животным — лейтмотив этой книги, то проблема общения и взаимопонимания живых существ составляет основное ее научное содержание.

Так, он рассказывает о процессах запечатления, приуроченных к строго ограниченным «критическим периодам». Не меньшая роль в развитии поведения молодого животного отводится игре. Лоренц посвятил ей главу «О кошачьих играх». Конечно, игры бывают разные, и у кошек они выполняют иную функцию, чем, скажем, у обезьян.

Большая часть книги отводится способам общения у животных, их языку. «Разговоры» животных служат самым разнообразным нуждам — выражению внутреннего состояния, взаимному опознаванию, сигнализации об опасности или просто оповещению о своем присутствии и т. д. Большую роль в общении животных играют выразительные позы и телодвижения, так тонко подмеченные Лоренцем у собак и кошек.

Помимо этих, в своей основе врожденных средств общения, Лоренц упоминает и об индивидуально приобретаемых. Особенно интересны самостоятельно изобретаемые домашними животными способы общения с человеком или с другими животными.

В дополнение к тому, что Лоренц рассказал о пуделе, подававшем лапу не только людям, но и собакам, я сошлюсь на моего кота: приученный «просить», сидя на задних лапах, он добивался этой же позой благосклонности кошек! Конечно, как указывает и Лоренц, это — редчайшее исключение.

Здесь мы подошли к одному из самых трудных и одновременно интересных вопросов — к вопросу об уме, о мышлении животных. Лоренц рассказывает много об уме собаки, о ее интеллектуальном поведении, упоминает он также об интеллекте других животных.

Лоренц отмечает, что собака в своей психической деятельности гораздо более «человекоподобна», чем даже обезьяна. Собаку человек приобщил, приспособил к своей жизни. Одомашненное состояние, сосуществование с человеком, участие в его делах наложили глубокий отпечаток на все проявления интеллектуального поведения собаки. Это не значит, что собака вообще умнее, скажем, шимпанзе, но кое в чем она его, очевидно, и превосходит.

«Человекоподобность» поведения собаки, конечно, чисто внешняя, но проявляется она подчас в удивительных формах. Так, например, я знал собаку, которая совершенно самостоятельно ездила «по своим делам» в центр Москвы. Было очень странно видеть, как она, вскочив в троллейбус, спокойно ложилась под сиденье и без колебаний выходила на нужной остановке.

Как-то мне пришлось высказать свое мнение по поводу одной истории более чем полувековой давности, но подтвержденной очевидцем. Речь шла о собаке, которая в голодном 1921 году по собственной инициативе «определилась на работу» грузчиком в Севастопольском порту (перетаскивала тюки с причала на баржу), была принята на довольствие на одном из военных кораблей и аккуратно приносила домой — себе и своей хозяйке — заработанную еду.