Человек находит друга

Преданность собаки — это драгоценный дар, накладывающий на того, кто его принимает, не меньшие обязательства, чем человеческая дружба. И это следует иметь в виду всем, кто намеревается обзавестись четвероногим другом. Случается, конечно, что собака сама навязывает вам любовь, которой вы не искали, как случилось со мной, когда я, катаясь на лыжах во время отпуска, познакомился с Хиршманом, ганноверской ищейкой. В то время Хиршману было около года и он уже стал типичной собакой, так и не обретшей хозяина, — старший лесничий, которому он принадлежал, любил только старую жесткошерстную легавую и не обращал ни малейшего внимания на несуразного щенка, не обещавшего стать хорошей охотничьей собакой. Хиршман был ласковым, чувствительным псом и побаивался хозяина, что не слишком рекомендует лесничего как хорошего дрессировщика. Но я не составил особенно высокого мнения и о Хиршмане, когда уже на второй день он отправился с нами. Я принял его за подхалима — и ошибся, так как потом выяснилось, что он следовал не за нами, а только за мной одним. Когда однажды утром я обнаружил, что он спит под дверью моей комнаты, я усомнился в своем первоначальном заключении и подумал, не означает ли это зарождения великой собачьей любви. Я опоздал со своей догадкой — клятва верности уже была принесена, и в день моего отъезда собака не захотела от нее отречься. Я попытался поймать Хиршмана и запереть его, чтобы он не побежал за нами, но он старательно держался в стороне от меня. Дрожа от тоски, опустив хвост, он с безопасного расстояния смотрел на меня, словно говоря: «Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, за исключением одного — я тебя не покину!» И я сдался. «Сколько вы возьмете за свою собаку?» — спросил я у лесничего. С его точки зрения, поведение Хиршмана было чистейшей воды предательством, и он ответил резко: «Десять шиллингов!» Это прозвучало как ругательство. Но прежде чем он нашел более весомые слова, десять шиллингов были вложены в его руку, а две пары лыж и две пары собачьих лап уже неслись под уклон. Я знал, что Хиршман последует за нами, но ошибочно полагал, будто, мучимый угрызениями совести, он будет бежать далеко позади, чувствуя, что нарушил запрет. Однако произошло нечто совершенно неожиданное: могучее собачье тело ударило меня в бок, как пушечное ядро, и я шлепнулся на обледенелую дорогу. Далеко не всякий лыжник сумеет удержать равновесие, если на него внезапно налетит огромный пес, обезумевший от восторга. Я недооценил сообразительности Хиршмана, и он исполнил танец радости над моим распростертым телом.

Я всегда относился очень серьезно к ответственности, которую приносит с собой собачья преданность, и горжусь тем, что однажды чуть не погиб (правда, не преднамеренно), спасая собаку, которая провалилась в Дунай при температуре -28 °C. Моя немецкая овчарка Бинго, бежавшая по ледяной кромке, поскользнулась и свалилась в реку. Бедный пес не мог зацепиться когтями за лед и выбраться из воды. Собаки быстро устают, когда им приходится карабкаться на слишком крутой берег. Они принимают неловкую, почти вертикальную позу и могут легко захлебнуться и утонуть. Поэтому я забежал вперед — Бинго несло быстрое течение, — лег на лед, чтобы распределить свой вес равномернее, и пополз к воде. Когда Бинго поравнялся со мной, я ухватил его за загривок и рывком вытащил на лед, который не выдержал дополнительной тяжести и обломился, так что я бесшумно нырнул в ледяную воду головой вперед. Бинго в отличие от меня оказался на льду головой к берегу и успел быстро перескочить на более надежный припай. Теперь положение стало обратным — Бинго в волнении бежал по кромке льда, а меня уносила река. В конце концов, поскольку человеческая рука лучше собачьей лапы приспособлена для того, чтобы хвататься за скользкие поверхности, я сумел самостоятельно избежать гибели. Мои ноги нащупали дно, и я выбрался на лед.