Человек находит себя

…Туча опустилась низко и стала серо-зеленой. Дождевые струи слились, казалось, в сплошной поток, за которым исчезли дома, деревья, заборы — все расплылось серыми пятнами. Их озаряли ослепительные вспышки молний. Навстречу потокам ливня взлетали с дороги каскады мутных от грязи брызг. Громовые раскаты слились в один оглушительный рев, сквозь который временами, как щелчки гигантского бича, всхлестывали короткие, сухие удары — молния вонзалась в землю где-то рядом.

Ливень внезапно стих. Туча скручивалась и уходила, но сразу следом за нею, наваливаясь, словно груда огромных темно-серых камней, подошла другая. Грохот ненадолго прекратился; точно гроза выбирала место поудобнее. Опять хлынул ливень, но тут же сменился мелким и частым дождем. Ветер ослабел. А гроза возобновилась с удвоенной силой. Молнии вспыхивали ежесекундно и били из разных мест тучи в одну и ту же точку на горе — в середину прижавшегося к ней насмерть перепуганного леска. Гроза, казалось, не хотела прекращаться. И Валя радовалась: ей хотелось, чтобы гроза не проходила подольше.

Но вот на горизонте посветлело. Ветер, окончательно обессилев, утих совсем.

Валя распахнула окно. В комнату хлынул запах мокрой земли и пахучая медовая свежесть тополей. В тишине с едва уловимым звоном лопались на лужах пузыри. Голопузый мальчонка выскочил на улицу без штанов и с визгом, вздымая фонтаны мутной воды, врезался в лужу.

Валя дышала прерывисто и часто. Гроза прошла, а сердце стучало взволнованно, горячее, неуспокоенное.

3

Так началась любовь. Но одновременно начались и несчастья.

Валя напутала в режимах склеивания — двести шкафов оказались браком. Она получила выговор. Неделей позже то же повторилось с отделкой. Валя ошиблась в рецепте грунтовки. На третий день лаковая пленка начала отставать отвратительными серыми клочьями. Начальник цеха вызвал Валю. Она увидела испорченную мебель и похолодела.

Потом она понуро стояла перед главным инженером, уставившись на графин с водой.

— Чего же стоит ваш диплом, товарищ технолог? — Голос Гречаника прозвучал мягко и даже несколько грустно, и Вале от этого сделалось до противного стыдно. Она понимала: ее диплом не стоит ровно ничего.

Решение Гололедова испугало Валю неожиданным милосердием:

— Пойдете мастером в станочный цех, — объявил он.

Мороз пробежал по спине. Сменным мастером! Это была гибель наверняка!

А вечером в Валино окно постучал Алексей. Она увидела его и обомлела от страха. Неужели он узнал о ее позоре и пришел соболезновать?

Алексей вошел в комнату с растерянным лицом, держа под мышкой сверток чертежей. Долго молчал, потом развернул чертежи.

— Мне бы тут расчетик один, Валентина Леонтьевна…

— Что это? — спросила Валя, чувствуя себя вовсе уничтоженной тем, что он еще назвал ее по имени и отчеству.

Алексей объяснил. Это его проект — небольшая полуавтоматическая линия. У самого расчеты не получатся, а Горн слишком занят.

— Я-то сам, понимаете, как темная бутылка, насчет математики, —виновато проговорил он. — Вот и заело…

Валя растерялась. Это в тысячу раз ужаснее всего, что уже произошло с нею. Так хотелось помочь ему, Алеше, милому, желанному и, наверно, самому хорошему на земле человеку, но она понимала, что не сможет помочь ровно ничем, а признаться было стыдно.

— Оставьте, пожалуйста, чертежи, — сдавленно проговорила она. — Я посмотрю и…

— Да здесь для вас сущий пустяк! — с радостной уверенностью сказал Алексей.

Валя закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Он верит в нее, в беспомощного человека, в инженера-пустышку!

— Я принесу вам завтра… Алеша, — назвала она Алексея по имени и ужаснулась своему неожиданному нахальству.

— Да хоть не завтра, хоть когда сможете… — Алексей улыбнулся, и его улыбка резнула Валю по сердцу больнее всякой обиды.

Над чертежами и расчетами Валя просидела до полуночи. Она перерыла свои конспекты, переворошила учебники, лихорадочно перелистывая страницу за страницей, и не сделала ровно ничего. От нудной стучащей боли разламывалась голова. Валя снова и снова хваталась то за конспект, то за учебник, но так и не находила ничего нужного и ничего не видела перед собой, кроме лица Алексея.

— Вот тебе и сущий пустяк!.. Вот тебе и пустяк… — твердила она про себя, и слезы бежали по щекам. Она бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Наплакавшись вдоволь, поднялась, в сердцах сгребла в чемодан бесполезные учебники и конспекты. А чертежи бережно свернула в трубку…

Легла, не раздеваясь. За стеной громко, как и всегда, храпел Егор Михайлович. И от его храпа, на который раньше она не обращала внимания, Вале делалось как-то особенно тоскливо и одиноко. «Бестолковая… Бестолковая… — мысленно упрекала она себя. — Бестолковая…»

Пять лет почти подневольного учения, страхи перед экзаменами, «везение» на счастливые билеты, которому так завидовали многие однокурсницы, позорный провал, пересдача и милостивая тройка под конец — все это обернулось сегодня такой непоправимой горечью.

Валя вспомнила слова профессора на студенческом вечере. О, эти слова! Они жгли, стучали в висках!