Человек находит себя

Ярцев вместе с предфабкома Терниным появился в цехе получасом раньше. Оба они стояли возле работавшего шипореза, переговаривались. Шпульников замедлил шаг, остановился в нерешительности и, скосив глаза на своего шефа, предупредительно пропустил его вперед. Ярцев поманил Костылева пальцем.

— Слушайте, это же замечательная вещь! — громко, стараясь перекричать шум поющих резцов, заговорил он, показывая на каретку станка, где был укреплен клавишный прижим. — Вы очень своевременно распорядились поставить эту штуку на станок. Смена Озерцовой благодаря вам выполнила наконец задание, и довольно объемистое. Молодец, Николай Иванович! Вот это и есть настоящая помощь молодым. Идея конструкции ваша?

— Наша… — машинально выпалил ошарашенный Костылев и, спохватившись, промямлил еще что-то невнятное.

Этого он не ожидал. Получить сразу две такие оплеухи! Выполнила задание! И это с помощью устройства, которым он запретил пользоваться и которое ему же сейчас преподносят как собственную его идею. Его хвалят за то, что он ненавидит, чему завидует, что готов выбросить, исковеркать, уничтожить! Что делать? Отказаться? Заявить, что он здесь ни при чем? Тогда какой же он начальник, если его подчиненные творят все, что им вздумается? Сделать вид, что это в самом деле его идея? Ярцев не знает истины. Но рядом Тернин, а он работает на фабрике с первых дней и около года был строгальщиком в смене Серебрякова, — он-то знает!

Воспользовавшись тем, что к станку подошел Любченко, только что явившийся на смену, и Ярцев заговорил с ним, Костылев круто повернулся и стремительно пошел прочь, как будто его ждало самое неотложное дело. Он влетел в конторку и плюхнулся на стул. Выдернув чуть не весь, ящик письменного стола, достал папку сменных заданий и, просмотрев сводку смены Озерцовой, так стукнул кулаком по столу, что на счетах брякнули косточки и подпрыгнула чернильница. Остервенело тыча в нее пером, из-за чего она отъезжала все дальше и дальше, роняя на стол жирные кляксы, Костылев стал заносить в чистый бланк злые пляшущие цифры. Перо не слушалось. Оно цеплялось за бумагу, разбрызгивая озорные фиолетовые фонтанчики. Он изорвал в клочья испорченный бланк, взял второй…

В конторку вошел Любченко. Костылева передернуло от его торжествующего взгляда.

— Значит, теперь прижим Серебрякова вы разрешили? — спокойно, как ни в чем не бывало спросил Любченко.

Если бы зрачки Костылева обладали способностью жечь, переносица Любченки наверняка задымилась бы. Начальник цеха выбросил вперед руку со сменным заданием таким жестом, будто в ней была шпага, которой он пронзал сменному мастеру горло.

— Вот. Возьмите и приступайте к работе, — приглушенным от злобы голосом сказал он.

Пробежав глазами задание, Любченко вышел. Хлопнула дверь.

— Ррразрешил!!! Черт бы вас побрал! — свистящим шепотом проговорил Костылев в пространство. — Черт бы вас побрал с вашим прижимом, бездельники!

Он даже не выскочил, а скорее выкинулся из-за стола, совершенно позабыв о незадвинутом ящике, и крякнул от боли. Громыхнув, подпрыгнул тяжелый стол. Чернильница, съехавшая на самый край, свалилась на пол.

В цехе уже останавливались станки. Оттуда слышались оживленные голоса, чей-то смех.

Прислушиваясь и потирая ушибленную ногу, Костылев тупо уставился в пол, по которому расплывалось чернильное пятно.

6

Костылев ждал, что вся эта история закончится для него обычными в таком случае неприятностями: вызовут к директору, взгреют, может быть, запишут выговор… Или поволокут на фабком и пропесочат по профсоюзной линии.

Напряженно размышляя над непонятным поведением Ярцева и сопоставляя его с тем, что возле станка был еще и Тернин, Костылев решил, что все это явный подвох. Пусть даже Ярцев в самом деле тогда еще ничего не знал, но ему все равно расскажут историю со всеми подробностями — и тогда…

Но заглядывать слишком далеко вперед Костылев остерегался. Тактику, однако, на всякий случай он изменил. Следовало поослабить давление на Озерцову, временно снять перегрузку, а там видно будет.

«Неправда, все равно согнем!» — успокаивал он себя, обдумывая план новой атаки.

Не дожидаясь, пока его вызовут, Костылев «пересмотрел» нагрузку между сменами, распределил равномернее, несколько облегчив, однако, для Шпульникова. Задания для смен Озерцовой и Любченки стал давать почти одинаковые. Он ждал вызова каждый день и про запас приготовил «веские» оправдательные объяснения, но, странное дело, его не беспокоил никто.

В цехе бывали и Гречаник и Токарев, часто заходили Ярцев, Тернин, но о случившемся никто из них не обмолвился и словом. С Костылевым говорили обыкновенно, как и всегда. Словом, все было спокойно и тихо. И вот это-то затишье и настораживало.

Он не знал, что историю с прижимом Ярцев рассказал Токареву в то же утро.

— Я тогда говорил тебе, Михаил, что этот тип мне не нравится, — рассказав, напомнил Ярцев.