Человек находит себя (первое издание)

— У нас тогда так же вот шипорез не справлялся, а сменный мастер возьми да и придумай эту машинку. И делал-то сам; ночами в механичке торчал, нам не доверял. «Мне, говорил, свою мысль своими же руками проверить надо, может, на ходу еще что придумаю». Так и доделал сам. Ночью поставили на станок, так он, шипорез то есть, — хотите верьте, хотите нет — за три часа сменную норму завернул, во как! А утром Костылев пришел, увидел и давай орать, зачем, мол, без его разрешения… Ну и велел сбросить. «Вам тут, говорит, всем руки пообрывает, а я отвечай!» Только дело-то вовсе не в том было. Он до того сам мудрил такую же вот штуку, да только она у него на бумаге так и померла. Мастер тогда на своем хотел настаивать, да дело вовсе не туда потянуло. Костылев придавил. Пришлось заявление писать «по собственному желанию». Так что, вот, можете учесть перспективочки, Татьяна Григорьевна…

Черный Васин зрачок предостерегающе остановился на Танином лице.

— Ну, я заявление писать не буду, Вася, можете не волноваться, — успокоила его Таня. — Дайте-ка мне ключ, я проверю крепление.

Через час после первой пробы шипорез уже работал вовсю, наверстывая упущенное. Таня, время от времени подходившая к станку проверить, как идет дело, заметила, какой радостью светилось лицо Нюры, и ей самой тоже стало радостно. Даже станок, казалось, гудел теперь по-иному, как будто ликовал, что и ему, наконец, позволили показать свою настоящую силу. Когда с соседних станков приходили девушки полюбоваться работой подружки, вид у Нюры становился таким гордым, что можно было подумать, будто она сама изобрела эту замечательную пристройку к станку.

Перед концом смены Таня вдруг услышала песню. Мелодия была спокойная и какая-то особенно светлая: так поют лишь в радостные минуты жизни. Пела Нюра. Временами голос ее пропадал и как будто сливался с гулом станка, но, сливаясь с ним, заставлял совсем по-иному, музыкально, звучать станок, который словно принимал на себя частицу простой человеческой радости.

Таня подошла ближе, Нюра сконфузилась и замолчала: приостановив работу, она виновато взглянула на Таню и нерешительно улыбнулась. Но глаза были радостные.

— Ну как, Нюра, задание не сорвем, а? — спросила Таня, сдерживая улыбку.

Нюра встряхнула головой, смешно выпятив нижнюю губу, подула на заползавшую в ноздри прядку волос, выбившуюся из-под косынки. Лицо девушки расплылось в широкой улыбке.

— С вами сорвешь, как бы не так! — проговорила она и вдруг, спохватившись, снова принялась за работу: — Нажимать надо!.. Меньше часа осталось, а еще двести пятьдесят штук…

Через час, обметая станок, Нюра говорила сменщице:

— Вот гляди, Людка, какую мы с Татьяной Григорьевной штуку сегодня приспособили!.. До чего ловко с ней! За одну смену столько назарезала, сколько раньше и за три не выгнать! Вот гляди, я тебе объясню…

Третья смена уже началась, когда Таня собрала рабочих в цеховой конторке, чтобы объявить им первую, самую радостную новость:

— Мы выполнили сегодня задание, товарищи, да еще сильно увеличенное, — сказала она. — Кто помог нам? Вы должны знать — это станочники: Козырькова, Соловьев, слесарь Трефелов и много других… А больше всех помог нам человек, имени которого я не знаю, ваш бывший мастер. Его не было с нами, но смекалка его, мысль, руки — были здесь. Значит, он сам как бы работал вместе со всеми. А как, пускай Козырькова скажет: согласна она, чтобы завтра снова по-старому?

— Что я дура, что ли! — бубенчиком прозвенел высокий голосок Нюры.

Все засмеялись.

— А теперь договоримся, — продолжала Таня. — Что, если после смены всегда собираться минут на десять? — Нам нужно знать, что помогало работать, что мешало. Согласны?

— Кто же против доброго возражать станет?

— Давно пора!

— Вот и хорошо. И еще давайте подумаем, как бы сделать так, чтобы каждый станок стал работать лучше! Предложения давайте мне или Соловьеву, он у нас член техсовета. Договорились? У кого есть замечания?

Замечаний посыпалось много. В конце этой первой десятиминутки в Танином блокноте оказались исписанными три страницы.

— Вот видите, сколько насобиралось! — сказала Таня. — Ну, спасибо за совет. — Она отпустила всех, кроме Трефелова и второго сменного слесаря, в адрес которых замечаний было больше всего. Остался и Алексей.

— А вы меня зря похвалили все же, — сказал он, — я своего обещания не выполнил пока, на полсмены работы осталось. Что, если подведу?

— Люди назовут меня обманщицей и болтушкой, и только, — спокойно ответила Таня.

— Нет уж, не выйдет! Василий! Давай-ка мне запасную фрезу и еще те, из нового комплекта, знаешь? И на полсмены ко мне в подручные марш! Ясен вопрос?

Вася исчез в инструменталке.

— О вас я заявила авансом, — сказала Таня, когда следом за Васей ушел и второй слесарь. — Знаю, что обещание выполните. Мне кажется, вы человек серьезный…

— Серьезный? Не знаю… может быть… — как бы в раздумье проговорил Алексей и вдруг тряхнул головой, стараясь избавиться от каких-то неотвязных мыслей: — А больше вам ничего не кажется, Татьяна Григорьевна? — Голос его прозвучал взволнованно и глухо.