Она смотрела на пустую еще сцену, на которую должен выйти Георгий. Слова ведущего: «Мендельсон! Концерт для скрипки с оркестром, ми-минор! Исполняет…» — долетели смутно, но последние: «…Георгий Громов!» прозвучали, как будто кто-то прокричал их в самое ухо.
На сцену быстро вышел Георгий со скрипкой в руках, Поклонился залу. Таня, стоявшая в правом проходе, инстинктивно подалась вперед, словно хотела идти. Сделав шаг, она остановилась и прислонилась к стене. Сердце колотилось так, точно хотело вырваться из груди…
Зал, погруженный в полумрак; люди, встретившие Георгия рукоплесканиями; строгая, вся в черном, фигура дирижера и его распростертые над оркестром руки, похожие на крылья; весь мир; вся жизнь, которая уже была и которая еще должна быть, — все для Тани исчезло. Для нее существовало, она видела, ощущала только одно — похудевшее лицо Георгия, его глаза, руку, вскинувшую скрипку к плечу. Таня затаила дыхание.
Георгий настроил скрипку и застыл, опустив правую руку со смычком. Короткое оркестровое вступление. Стремительной белой птицей смычок взмыл вверх и опустился на струны, и взволнованная, тревожная мелодия полилась в зал.
Таня не отрывала глаз от лица Георгия. Он стоял вполоборота и казался бы неподвижным, если бы не взлеты и падения смычка, то стремительные, как удар сабля, то плавные и неторопливые, если бы не безудержные быстрые пальцы, заставлявшие говорить скрипку, точно она была живая. Она покрывала звучание оркестра, овладевала людьми, поднимала в них бурю чувств. Притихший зал казался мертвым. Люди не дышали, не двигались, только воздух над ними, пространство белого зала — все представлялось наполненным чьим-то сильным, взволнованным дыханием — это было дыхание музыки.
Таня больше не видела ни скрипки, ни рук Георгия. Остались только его лицо, глаза, волосы. И ей начинало казаться, что нет даже оркестра, нет ничего, кроме этого дорогого лица, глаз. И именно это звучит, звучит неповторимо, неслыханно и прекрасно!
…Двести девяносто девятый такт! Как хорошо знакома Тане эта мелодия, которая вдруг отделяется от оркестра. Началась каденция. Взлеты и падения звуков — буря в тишине над безмолвствующим оркестром. Легкое, как воздух, тронутый трепетным крылом бабочки, звучит арпеджио. Где-то в неведомой глубине постепенно и чуть слышно возникает далекое звучание множества скрипок — в оркестре появляется мелодия главной темы. Снова задушевно поет могучая скрипка Георгия. Сейчас вся сила ее звука перешла в нежность. Снова что-то стремительное и неудержимое, как несущийся с гор поток. Потом широкое певучее анданте второй части. Сверкающий виртуозный финал.
Таня аплодировала вместе со всеми до неистовой обжигающей боли в ладонях. Вспыхнули люстры. Когда закрывался занавес, Таня заметила короткий ищущий взгляд Георгия и поняла: он искал ее. Захотелось крикнуть, что она видит его, что она здесь, что слышала его скрипку, что сию минуту придет к нему. Захотелось сейчас же, прямо из зала броситься туда, к сцене… Занавес закрылся.
Публика из зала выходила медленно. Волнуясь, Таня с трудом протискивалась между людьми, неторопливо спускавшимися в фойе. Она еще не успела сойти вниз, как раздался первый звонок. Неужели антракт будет короткий? Таня заколебалась: идти ли сейчас за кулисы? Успеет ли она разыскать Георгия? Встреча взволнует их, а ему нужно еще играть… «Нет, пойду все равно!». Таня прошла гардероб, вестибюль… Второй звонок на секунду остановил ее перед дверью с надписью: «Служебный вход».
— Не успею, — прошептала Таня, нерешительно отворяя дверь.
Навстречу с лестницы спускался знакомый уже администратор.
— После концерта, пожалуйста, — сухо ответил он, выслушав Танину просьбу. — Сейчас начнется второе отделение. — И вежливо преградил дорогу.
«Может быть, в самом деле, так лучше?» — утешала себя Таня, входя последней в уже затемненный зал.
Во втором отделении Георгий играл в сопровождении рояля.
Таня теперь уже немного поуспокоилась и даже позволила себе посмотреть на аккомпаниатора и подумала о том, какое это было бы счастье сидеть там на сцене, на его месте, и аккомпанировать Георгию. О! Как бы она играла!
Чтобы увидеть Георгия как можно скорее, Таня решила уйти из зала несколько раньше, чем кончится концерт; нужно было успеть побыстрее одеться, пока в гардеробе не скопилась очередь.
— Чайковский! Песня без слов! — объявил ведущий.
Куда теперь Таня могла идти? «Это он для меня!
Для меня! — радостно у самых висков вместе с кровью стучала ликующая мысль. — Он окликает, зовет меня, милый!» — И воображение досказало неуслышанное, зовущее слово: Татьянка!