Человек напротив

— Сверхслабых, — послушно повторил Листровой.

— Ай да Бероев, — задумчиво сказал Симагин.

— Так он что, прав? — почти с ужасом выкрикнул Листровой.

— Нет. Все обстоит с точностью до наоборот.

Листровой помедлил. Медленно закурил, чтобы успокоиться. Руки уже не дрожали. А вот с утра, когда он велел привести Симагина и ждал тут… переломленные спички так и летели в стороны.

— По-моему, Андрей Андреевич, все, что я вам сообщил, не оказалось для вас новостью.

— Огорчу вас, наверное. Да, не оказалось.

— Вы все знаете?

— Да.

— Каким образом?

— Сверхъестественным, — и Симагин чуть улыбнулся. Корка на губе сразу снова треснула, и снова проступила кровь.

— И женщине своей вы звонили из камеры тоже сверхъестественным образом?

— Если вы имеете в виду Асю, то да.

— Что же вы себя не подлечите? — неожиданно для себя самого спросил Листровой. Он еще не успел закончить фразу, а уже пожалел о том, что она вырвалась; она звучала издевательски. Но сидящий напротив него человек не обиделся, а спокойно и серьезно ответил:

— Совестно.

Листровой глубоко, порывисто вздохнул.

— Вы все же как-то виноваты… считаете себя виноватым в происшедшем?

— Да. Косвенным образом.

Листровой подождал несколько секунд, глупо, но страстно надеясь, что Симагин еще что-нибудь скажет — но не дождался.

— Вас, вероятно, заберут от меня, — проговорил он. — Непосредственно в комитет. Будут разматывать сами, я чувствую. Завтра или, скорее, послезавтра.

— Не успеют, — ответил Симагин. — Если за сегодняшний день я не справлюсь с ситуацией, то…

— То что?

— То, признаться, мне станет все равно, что со мной будут делать. Но я все-таки надеюсь, что справлюсь.

— Кто вы? — тихо спросил Листровой.

— Мой паспорт у вас. Полистайте сызнова.

Листровой несколько раз затянулся дымом. Обколотил труху с истекающего зыбкими сизыми волокнами кончика сигареты.

— Я могу вам чем-то помочь, Андрей Андреевич?

Впервые Симагин помедлил с ответом, и Листровой уже решил, что слишком пережал и потерял все, чего за последние десять минут достиг, что подозреваемый снова замкнулся и не скажет больше ни слова. Но Симагин вдруг опять улыбнулся — улыбка, несмотря на корку крови, у него оставалась такая, что Листровой едва не заулыбался в ответ — и сказал:

— Вы мне очень помогли. Очень. Вы даже не представляете, насколько мне стало легче.

— Чем помог? — растерялся Листровой.

Симагин чуть наклонился вперед:

— Скажите по совести, если б ваше начальство не торопило вас с моим осуждением и не рвалось бы навесить на меня июльские дела, и если бы не вторгся в вашу епархию бедняга Бероев… ему, кстати сказать, сейчас тоже очень туго, и тоже из-за меня, он тоже перед жутким выбором поставлен… Если бы не все это, вы ведь не заговорили бы со мной сегодня, а еще некоторое время пытались сами разобраться в происходящем? Правда?

Листровой считал, что, прокручивая утром варианты будущего разговора, предусмотрел все и подготовился ко всему — но такого он не ожидал. У него даже слегка отвисла челюсть. Но он быстро взял себя в руки.

— Правда. Да.

Подозреваемый тепло смотрел на него заплывшими от фингалов глазами.

— Вы принадлежите к замечательному типу людей, которые на усиление давления совершенно непроизвольно, не из гордыни, а по внутренней чистоплотности, отвечают усилением сопротивления. Я очень рад, что даже столь мощное… довольно мощное уже, как ни говори… суммарное давление не превысило ваших способностей к сопротивлению. Я буду брать с вас пример, честное слово.

Многое слышал Листровой от сидящих на этом стуле. Очень многое. Однако все былое разнообразие не шло ни в какое сравнение с этим сомнительным, но, возможно, именно поэтому очень лестным комплиментом. Хотя мелькнула в нем и унизительная нотка. Наверное, так король мог бы похвалить своего… даже не барона, а камердинера. Впрочем, чего от них ждать. Если баба у него — царица Савская, то и он — не меньше, чем Соломон… Ненавижу монархический строй.

Листровой только усмехнулся и сказал с иронией:

— Постараюсь оправдать высокое доверие.

— Я серьезно, — возразил Симагин. — Мне сегодня предстоит преодолеть чрезвычайно мощное давление, и я еще не знаю как.

— Вероятно, я только понапрасну извлек вас из камеры и оторвал от дела, — почти обиженно и оттого немного с издевкой сказал Листровой. — Прошу прощения. Я немедленно отправлю вас обратно.

— Я очень рад, повторяю, что мы вот так сейчас поговорили. Что вы сделали именно то, что хотели сделать. За истекшие сутки я потерпел четыре поражения, а поражения не добавляют душевных сил. Вы — моя первая победа… хотя ради нее мне не пришлось и пальцем о палец ударить.

— Вы меня чертовски заинтриговали, — уже по-свойски проговорил все-таки польщенный Листровой.

— Догадываюсь. Увы. Мне действительно очень сложно вам объяснить.

— Да и время, наверное, дорого, — предположил Листровой.