Человек напротив

– А до плена, – спросила Ася, – в бою… Мог?

Пауза.

– Стрелял, – нехотя сказал Антон. – И даже попадал.

Пауза. Слышно было, как, обернувшись из водительской кабины к одному из военных, водитель орет, пытаясь перекричать отчаянный вой перегретого мотора: "До асфальта еще километра два! Повязнем, не доедем!"

– Вернемся в Питер – я креститься буду, – вдруг сказал Антон.

Тут уже Ася не сразу нашлась, что ответить.

– Ты уверовал? – спокойно спросила она потом.

– Не знаю… – Впервые в голосе Антона проглянуло что-то мальчишеское, почти детское. – Верую, Господи, помоги моему неверию… Обещал. С нами там один молодой батюшка попал… мы с ним много разговаривали. Я ему обещал. Если живым выберусь и тебя увижу – обещал креститься.

– Бог в помощь, – проговорила Ася тихо, едва слышно в шуме. – А он… его не отпустили?

Пауза.

– Его замучили, – сказал Антон нехотя. И через несколько мгновений добавил для полной ясности: – Он умер.

– Тошенька, – чуть помедлив, нерешительно спросила Ася, – а когда ты… не стрелял в Тимура, ты… это уже знал?

– Да, – отрывисто ответил Антон.

"Пазик" увяз окончательно. Колеса еще повизжали и порычали под днищем, звучно плюхая в него волнами грязи, потом все затихло. Только тупо рокотал по стеклам и крыше дождь.

– Все, ребята! – Голос шофера показался в рокочущей тишине оглушительным. – Кто в состоянии – на выход без вещей! Толкать будем.

Уже смеркалось, когда они выбрались на асфальт, и Антон, насквозь мокрый, весь в грязи до воротника и выше – даже в волосы ему крутящееся колесо зашлепнуло бурый ком, и теперь плохо стертая жижа, чуть ссохнувшись, склеила несколько прядей, – снова вернулся к Асе. Он старался теперь не прижиматься к ней, чтобы не испачкать, и скромно сидел на краешке сиденья, и с ног его сразу натекла мутная лужа. Автобус с ощутимым облегчением покатил по гладкому, а Ася – плевать ей было на грязь, она сама вывозилась по колено, пока ждали обмена – вцепилась в руку Антона снова и спросила:

– Антон, ты адрес Симагина помнишь?

Антон медленно повернулся к ней и, пожалуй, впервые глянул ей прямо в глаза. Некоторое время он молчал, но не так, как прежде. Прежде он не хотел отвечать. А теперь не знал, что ответить.

– Честно, а? – сказала Ася.

– Конечно, – ответил он наконец.

– И я вроде тоже вспомнила, – проговорила Ася как бы запросто, очень стараясь, чтобы голос не начал снова дрожать. – Вернемся – надо будет к нему сходить, как ты думаешь? – Она нерешительно помолчала, теребя его пальцы, а потом закончила так, чтобы все сказать и рассказать ему про себя сразу, одной фразой, а не тянуть резину: – Тимур же просил ему передать, чтобы он тобой гордился.

Пауза. Дождь затихал. Однообразно зудел бегущий под протекторы асфальт; время от времени ровный звук взрывался коротким ревом, когда автобус, распуская на стороны мутные косые фонтаны, вспарывал глубокие лужи. На сиденье впереди хромой парень спал на плече матери, и та, чтобы голова сына не моталась от толчков, мягко прижимала ее щекой.

– Вы виделись? – спросил Антон тихо.

– Нет, – ответила Ася. – Но он мне снится все время. Я очень по нему соскучилась.

Антон глубоко вздохнул.

– Лучше поздно чем никогда, – пробормотал он. Пауза.

– А если он женился? – спросил Антон. – Если у него дети?

– Если у него есть еще дети, – решительно сказала Ася, будто Антон и впрямь был у нее от Симагина, – значит, и у меня есть еще дети, только я про них пока не знаю. А если женился… между мужчинами и женщинами много всякого бывает, ты, наверное, это уже понимаешь.

– Да уж понимаю, – хмуро сказал Антон.

– Хочу к нему, – сказала Ася. – Хоть как. Хоть просто рядом быть. Без него у меня души нет.

– Ну, мам, ты даешь, – проговорил Антон. А чуть помедлив, он повернулся к ней и улыбнулся. В первый раз. Какой-то симагинской улыбкой – до ушей. Симагин так улыбался давным-давно, когда все они еще были счастливы.

– Ох, мама, – сказал Антон с любовью и обнял Асю за плечи. – Ох!

Автобус катил, иногда подскакивая на неровностях и выбоинах.. В сизой, мутной мгле впереди проглянули закопченные пожарами окраины. Шофер включил фары.

– Притормаживай, – сказал сопровождающий офицер водителю. – За поворотом опять пост.

– Не нарваться бы на мину, – сказал Антон. – Сейчас это было бы уж совсем некстати.

Эпилог ВНЕ ВРЕМЕНИ

Симагин неподвижно висел, широко раскинув руки, в до твердости густой беспросветной тьме. Он был вклеен, впаян, как муха в смолу, в этот литой, будто резиновый антрацит. Шевелиться он не мог, не мог даже моргать или просто закрыть глаза – и веки, и сухие глазные яблоки, уставленные в одну точку, не повиновались ему так же, как и все его обнаженное тело, и он вынужден был непрестанно смотреть и смотреть в черноту, которая то ли облепляла его лицо, то ли была удалена в бесконечность. Ее прикосновений он не ощущал, не ощущал вообще ничего; не существовало ни верха, ни низа, ни холода, ни тепла, ни движения, ни звуков. Ни ветра, ни даже самого воздуха – он не дышал.