Маринин бережно свернул красный атлас.
- Товарищи, - продолжал он, - наша задача не только сберечь знамя... Представьте себе, что сейчас по лесам движется сто таких отрядов, как наш. И если каждый отряд будет хоть как-нибудь мешать врагу, почувствуют немцы нашу силу?
- Почувствуют, - вразнобой ответили солдаты.
- Да, почувствуют, - подтвердил Маринин. - А мы с вами этой ночью только прятались от немцев, да и то троих человек потеряли. А надо делать так, чтоб враг нес потери, товарищ сержант Стогов! - Голос Маринина зазвучал тверже: - Надо, чтоб для фашистов со всех сторон был фронт... Отряд, слушай мою команду!
- У нас свой командир есть, - недобро сверкнув глазами, подал голос пулеметчик Ящук.
- Свой командир? - переспросил Маринин и, чуть задумавшись, обратился к Стогову: - Постройте, сержант, свой отряд.
Стогов испытующе смотрел на Маринина и молчал. Заметно было, что сержант колеблется, не знает, как поступить. Наконец, вздохнув, скомандовал:
- В две шеренги становись! Раненые - на левый фланг!.. Равняйсь!.. Смирно... - и, повернувшись к Маринину, четко доложил: - Товарищ младший политрук, по вашему приказанию отряд построен.
- Вольно! - разрешил Маринин.
- Вольно! - скомандовал отряду сержант и пристроился на правый фланг.
Маринин стал перед строем, молча расстегнул гимнастерку и из нагрудного потайного кармана извлек красную книжечку, заклеенную в целлофан. Развернул целлофан и поднял красную книжечку над головой.
- Все вы знаете, - сказал он, - что политработники Красной Армии это представители партии в наших войсках. Вот мой партбилет! Он удостоверяет мою принадлежность к партии большевиков.
Маринин медленно шел вдоль строя, держа на уровне солдатских глаз раскрытый партбилет. И видел, как в десятках глаз загорались трепетные огоньки, выдавая чувства людей. Нетрудно было догадаться, что это за чувства. Парни - дети рабочих, крестьян, служащих, - выросшие при Советской власти, научились понимать, что такое партия большевиков, кто такой коммунист.
- Эта книжечка, - продолжал Маринин, - не дает мне права командовать вами. Она дает мне другое право: быть впереди в бою, быть там, где трудно и опасно. И это не только право, но и обязанность коммуниста. Я ее буду выполнять...
Петр помедлил, повел взглядом по лицам затихших в строю людей.
- Но у меня есть и другая обязанность... Повторяю - обязанность! Маринин, подтянутый, с посуровевшим лицом, повернулся к Стогову: - Сколько вы, сержант, служите в армии?
- Полтора года! - отрубил Стогов.
- Ну, а я три, - улыбнулся Маринин. Заулыбались и солдаты в строю. Но дело, товарищи, не в арифметике. Дело в том, что из трех лет службы я два года учился в военном училище. Командовать учился и солдат воспитывать. Об этом свидетельствует мое воинское звание. Вот оно-то воинское звание - и обязывает меня взять на себя ответственность за судьбу каждого из вас... Итак, принимаю командование отрядом! Своим заместителем назначаю сержанта Стогова.
- Есть! - с готовностью воскликнул сержант.
- Вопросы будут?
- Нет!.. - дружно выдохнул отряд. И разноголосо: - Все ясно!.. Понятно!.. Командуйте.
- Предупреждаю всех, - напомнил Маринин. - В силу чрезвычайных условий, в которых действует отряд, за нарушение порядка, за невыполнение приказаний буду принимать самые суровые меры, вплоть до расстрела... Сержант Стогов, назначьте головной и боковые дозоры!
- Есть!..
23
Сердце, обожженное пламенем войны... Так часто пишут в книгах. Красиво звучит. А вот если подумать, каково было человеку, когда сердце его только опалялось, когда обугливалась от постигшего несчастья его живая плоть? Не дай бог кому-нибудь узнать эту боль...
И все же сколько людей испытало ее! Испытала ее и Люба Яковлева.
Совсем недавно - восемь дней назад - она сидела в вагоне пассажирского поезда, глядела в окно и мечтала. Мечтала о своем будущем, мечтала о Петре, о всем том новом, загадочном и желанном, что называется счастьем... И вдруг - ужасные взрывы бомб, треск пулеметов, душераздирающие крики. Поезд остановился, из вагонов высыпали люди. А в небе кружили два самолета и хлестали по разбегавшимся пассажирам из пулеметов.
У вагона Люба увидела лежавшего на земле с раскинутыми руками мальчика и женщину, которая, еще не веря, что случилось страшное, непоправимое, судорожно ощупывала дрожащими руками безжизненное тельце.
Пешком добиралась до Лиды. Всю дорогу перед ее глазами стояла леденящая кровь картина: распластавшееся тельце мальчика и рыдающая мать.
А затем - случайная встреча в Лиде с хирургом Савченко, Ильча, Аня Велехова, страшная ночь под деревней Боровая, встреча с Петей и потеря его...
Только восьмой день шла война. Восьмой день!.. А кажется, что позади целая вечность страданий и душевной боли.
И вот наконец они сдали своих исстрадавшихся раненых в полевой госпиталь и сами остались в нем работать.
Госпиталь размещался в двухэтажной деревянной школе и в окружающих ее сельских домах. Жизнь в госпитале, хотя он только позавчера переехал сюда из-под Столбцов, шла своим чередом. Принимали раненых, сортировали, распределяли по палатам.