Человек не сдаётся

Делать было нечего. И если говорить по правде, колхоз даже выигрывал: сено в этом году зародило так, что не хватит рабочих рук вовремя убрать его. К тому же командиры не торговались — согласились уплатить сумму, которую назначило правление. Затем подписали договор в двух экземплярах, закрепили его гербовой печатью. Оформили бумагу для перечисления воинской частью денег на банковский счет колхоза.

А ночью крестьяне видели, как мигали на дальних лугах огни, слышали рокот приземлявшихся там самолетов.

Только спустя несколько дней после того, как началась война, председатель узнал ужасную правду: на луга его колхоза садились немецкие самолеты, выгружали они там отряды автоматчиков, легкие танки, горючее, боеприпасы. Узнал случайно, после того как в селе появились немецкие мотоциклисты, и председатель, сев на лошадь, умчался в луга, чтобы предупредить своих. Но вместо своих увидел пепельные мундиры гитлеровцев и желтокрылые «юнкерсы» с черными крестами на фюзеляжах.

Маринин был потрясен. Как все просто! И как все страшно! Многое фашисты взвесили: любовь и доверие народа к Красной Армии, чью-то беспечность, оторванность далекого села от районного центра… Но ведь самолеты немцев пересекали нашу границу не один и не два раза! А самолет — не муха! Замечали же их, докладывали… Неужели никого не беспокоило, куда и зачем они летают? Где и кто те люди, которые должны отвечать за это?.. Многое казалось непонятным. Ведь слышал же Петр, что первые часы после начала войны не было приказа открывать огонь по врагу. Где-то в высших штабах не верили, что на границе не провокация, а решительные боевые действия германской армии…

А сейчас, когда Петр услышал рассказ председателя колхоза, ему впервые стало страшно оттого, что он может погибнуть. Казалось, он узнал, понял такое, чего не знают, не поняли там, за линией фронта, да и в самой Москве… Надо обязательно выйти к своим, чтобы рассказать все.

Вдруг вспомнил, что из отряда дезертировал пулеметчик Ящук. Скорее, скорее уходить от этого места, запутать следы!..

Не стали дожидаться ночи. Назначив головной и боковые дозоры, Маринин скомандовал отряду двигаться вперед.

26

Одиннадцатый день шла война…

Отдых в глубине леса близ шоссе, по которому катился непрерывный поток немецких танков, артиллерии, грузовиков, был тревожным. Отряд Маринина ждал ночи, чтобы незаметно переправиться через небольшую с заболоченными берегами речку Птичь — приток Припяти.

Перед вечером из разведки вернулась группа солдат. Старший группы доложил Петру:

— Путь разведан до дороги, что идет за Птичью с севера на юг. Дорогу можно перейти в любое время. Когда возвращались, то в лесу, в двух километрах отсюда, обнаружили замаскированную машину. На посту 568 стоит красноармеец — уже пятый день. Ждет, что за ним вернутся…

— Что в машине?

— Не говорит…

— Может, продовольствие? — забеспокоился Либкин. Он теперь ведал продснабжением отряда.

Через двадцать минут Маринин, Либкин и пять бойцов были у машины.

Вид у красноармейца, охранявшего грузовик, был страшный: потемневшее, густо заросшее лицо с ввалившимися щеками, глаза точно больные трахомой; гимнастерка заскорузла от пота и пыли, и, может быть, поэтому комсомольский значок на ней сверкал такой неестественной свежестью и чистотой.

Красноармеец вначале подпустил только Маринина.

— Документы, — потребовал он.

— Не видишь разве? — Петр указал на звезду на рукаве своей гимнастерки.

— А родом откуда?

— Из-под Винницы.

— Может, земляк, товарищ младший политрук?! — издали бросил кто-то в шутку.

Услышав слово «товарищ», красноармеец оживился. Губы его растянулись в улыбке, измученное, посеревшее лицо прояснилось.

— Свои, свои! — радостно повторил он несколько раз, а затем осторожно вынул из гранаты запал. — Это я приготовил, чтобы в машину бросить, если фашисты придут, — пояснил боец и жадно посмотрел на флягу, висящую на ремне Маринина, облизнул сухие, потрескавшиеся губы.

Петр перехватил его взгляд, подал флягу. Солдат пил жадно, долго. Потом рассказал о себе.

Оказывается, пять дней назад на Бобруйск отступал какой-то саперный батальон. Невдалеке отсюда колонну атаковали немецкие бомбардировщики. Несколько машин и этот грузовик с саперным имуществом были повреждены. Грузовик оттащили в глубь леса. Командир роты поручил охранять его бойцу Скорикову.

— Ждите здесь, пока не пришлем машину под груз, — приказал он.

Сейчас Скориков не знал, как быть. Он и сам уже не верил, что смогут вернуться за имуществом. Но приказ…

— Снимаю вас с поста и зачисляю в отряд, — объяснил солдату Маринин.

Из машины выгрузили часть взрывчатки, бикфордов шнур. Остальное вечером, перед уходом, облили бензином и подожгли.

В пути Маринин услышал, как один парень, белорус, сказал Скорикову:

— Командир-то твой хорош! Оставил, мол, под охраной, и с плеч долой. А сколько ты еще стоял бы?

— Сколько нужно, — сердито ответил Скориков.

— Пока фашисты смену не прислали бы, — бросил кто-то.

На привале Маринин построил отряд. Ночь звездная, непривычно тихая. Рядом на поляне аппетитно щипали траву лошади.