Человек, небо, космос

В сентябре и октябре боевое напряжение на нашем фронте несколько спало. Войска нуждались в перегруппировке и пополнении. Попытка расширить так называемый рожанский плацдарм оказалась безуспешной.

Однако именно в октябре медицинскими постами при радиостанциях наведения было подобрано наибольшее количество раненых. Объяснялось это тем, что противник резко усилил свою зенитную оборону. Подбитые самолеты зачастую совершали вынужденную посадку вблизи линии фронта.

Во время освобождения Белоруссии авиачасти 4-й воздушной армии совершили 14 000 боевых вылетов, сбросили на вражеские войска более 2500 тонн бомб. Тридцать наших летчиков и штурманов стали Героями Советского Союза. Многие авиачасти получили звание гвардейских и почетные наименования. 4-я воздушная армия неоднократно отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего.

В конце октября войска 2-го Белорусского фронта перешли к обороне. Наступила оперативная пауза.

Осенью и в начале зимы 1944 года 4-я воздушная армия усилилась 8-м истребительным, 5-м бомбардировочным и 4-м штурмовым корпусами, ими соответственно командовали генералы А. С. Осипенко, М. X. Борисенко, и Г. Ф. Байдуков. Кроме того, к нам прибыло несколько авиачастей из тыла и с других фронтов. Количество самолетов возросло до 1665. Никогда еще 4-я воздушная армия не была такой мощной.

Все понимали: в Восточной Пруссии — цитадели прусского милитаризма враг будет драться отчаянно. По данным разведки, гитлеровцы в полосе нашего фронта располагали 700 самолетами. Но они могли усилить свою авиацию.

16 ноября в командование 2-м Белорусским фронтом вступил Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Он хорошо разбирался в вопросах массированного применения авиации и организации взаимодействия ее с наземными войсками.

В это время уже началась непосредственная подготовка Млавско-Эльбинской наступательной операции, являвшейся частью стратегической Восточно-Прусской. Наша армия подтягивала тылы, создавала запасы горючего и боеприпасов, приводила в порядок аэродромы.

Точной даты начала нового большого наступления, естественно, никто не называл. Ее могла знать лишь Ставка Верховного Главнокомандования. Наши летчики активно вели разведку оборонительных укреплений и наиболее важных тыловых объектов противника.

Раньше советское командование получало хорошие разведывательные данные из партизанских отрядов. Здесь же их не было. Сведения о противнике добывались наблюдением и фотографированием с воздуха, с помощью агентурной и войсковой разведок.

Наши дороги из тыла к фронту проходили по территории Польши. Население относилось к нам дружественно. Но среди него действовала и вражеская агентура. Перегруппировку войск требовалось производить скрытно, нужна была постоянная бдительность.

Вскоре враг преподал нам жестокий урок. Успокоенные снижением активности авиации противника, некоторые наши командиры ослабили охрану аэродромов. И вот 24 декабря группа «фокке-вульфов», численностью до 30 самолетов, нанесла удар по Вышкуву, где базировались два полка нашей 269-й истребительной авиационной дивизии. Мы потеряли значительное количество машин.

На следующий день после этого налета я побывал у К. А. Вершинина. Застал его очень расстроенным. О случае в Вышкуве я уже знал, поскольку туда было немедленно выслано звено санитарных самолетов. Но, видимо, и еще какие-то неприятности угнетали генерала.

Вершинин умел владеть собой. Однако в этот день ему не удавалось скрыть свои чувства. Приходивших к нему офицеров он отпускал быстро, разговор по ВЧ, о котором ему напомнил адъютант, отложил, сказав, что еще не готов к нему.

— Что вы стоите? — обратился ко мне командарм. — Садитесь.

Мы остались одни в кабинете.

— Сегодня у меня очень тяжелый день, — устало продолжал он. — Два таких удара! Вот телеграмма от товарища Сталина… — Генерал протянул мне небольшой листок. Телеграмма была лаконичной, но резкой: «Вершинину. Позор. Сталин». — Вот как! — вздохнул Константин Андреевич, забирая у меня бумагу. — И поделом: такие оплошности нельзя прощать. А тут еще из дому телеграмма пришла: серьезно заболела дочь… Словом, тяжелый выдался день! — заключил он.

Чтобы как-то успокоить командарма, я сочувственно заметил, что на войне всякое может случиться, в семейной жизни тоже бывают удачи и неудачи…

В армии велась большая работа по разъяснению воинам норм их поведения за рубежом. Всячески подчеркивалось, что Красная Армия вступила на территорию Польши с благородной освободительной миссией. Заместитель командующего по политической части генерал Ф. Ф. Веров не раз спрашивал у меня, как наша медслужба помогает местному населению.

Польские города, местечки и особенно села были совершенно лишены сколько-нибудь организованного медицинского обслуживания. А частные врачи, фельдшеры и акушерки не располагали ни медикаментами, ни медицинскими инструментами. Высокую смертность среди обнищавшего, полуголодного местного населения гитлеровцы цинично называли «естественным отбором».