Человек-недоразумение

Хоть немного я расширил в то время географические познания о родной стране. Клуб путешественников получался ограниченный, Сибирь и ещё раз Сибирь, но хоть такой, чем вообще ничего. Несмотря на то, что объездил я с верными соратниками не меньше дюжины городов (особенно со мной рвались поэты Бедный и Барто, я не возражал, на сцене они действительно смотрелись ярко и добавляли драйва в общий процесс), ни об одном из них в памяти не осталось внятных воспоминаний. Совсем не потому, что я так обнаглел, что с утра до ночи бухал и все населённые пункты пролетали перед взором как изощрённые глюки из застарелой белой горячки, нет, я, как и раньше, практически не употреблял (ну, если только так, рюмаш-другой хорошего коньяка, чтобы немного расслабиться), всё дело в том, что все сибирские города оказались удивительно похожи друг на друга. В них имелась историческая часть — постройки девятнадцатого века — обычно именно в ней значился железнодорожный вокзал, тоже возведённый в те времена, — все эти двух-, а иногда трёхэтажные купеческие дома, как ни удивительно, хорошо сохранившиеся, особенно по сравнению с хрущёвками; имелся и непременный район этих самых хрущёвок, присутствовал и современный район с домами какой-то загадочной и, видимо, жутко крутой восемьдесят четвёртой серии (из блоков с мозаичными панелями). Расположение всех объектов соцкультбыта совпадало с сантиметровой точностью! Уже в третьем по счёту городе я без труда, словно прожил здесь всю жизнь, научился определять, где находятся гостиницы (как правило, угадывая их названия), детские сады (совершенно мне не нужные, хотя рассказать детишкам о Великой Сибирской Цивилизации, да так, чтобы они тоже чего-нибудь повыкрикивали, ужасно хотелось) и магазины, отличавшиеся только сортами пива, всё же каждый город предпочитал иметь собственный бренд. Должен признать, всё это было очень удобно, наши советские отцы умели думать о народе и заставляли в каждом городе чувствовать себя как дома.

Из примечательных событий, произошедших в поездках, можно выделить лишь одно: где-то, когда-то, в каком-то из домов культуры некий мужчина, неожиданно вставший со своего места в полный рост и громко, с укоризной заговоривший, стал с чувством стыдить Агнию Барто, называть её Мариной, добавлять к этому обидные прозвища вроде «пьянчужки» и «потаскухи» и обещать ей горькое раскаяние на смертном одре. Агния по завершении вечера уверяла всех, что мужчина обознался, и была весьма горяча и убедительна в своих доводах.

Время в разъездах мы провели не зря. Я оттачивал ораторское мастерство и разрабатывал поэтапный план уничтожения действительности с одновременным переходом членов секты в лучистое состояние. Даже при самом благоприятном развитии событий выходило, что ждать придётся, как минимум, сто лет. Это меня в общем-то не смутило, потому что я с непреложной убеждённостью был уверен в том, что смерть за это время меня к себе не заграбастает.

Сейчас, спустя годы, всё это может показаться бредом, абсурдом, глупостью — почему-то мы склонны производить переоценку прошлого и навешивать на него осовремененные, изрядно искажённые ярлыки, видимо, чтобы смирить прошлое с собственными настоящими разочарованиями, — но тогда я действительно был значимой и известной фигурой в жизни Омска и области. Да, я утверждаю это совершенно определённо, и пусть гадкая память не подкладывает мне разумные и отточенно уничижительные объяснения тогдашним временам и моему в них участию.

Я частенько появлялся на загородных посиделках — охотах, рыбалках и прочих парилках — не только Сергея Порфирьевича, но некоторых известных в городе капиталистов, а также и самого мэра, Владлена Петровича (фамилию, как водится, забыл, извиняйте). Там было не так уж и скучно, как может показаться на первый взгляд, хотя держать ухо востро приходилось постоянно — члены этих тусовок то и дело, как бы невзначай, ненароком пытались втянуть тебя в какие-то сомнительные делишки, развести на деньги или, чего того хуже, заставить делать эти деньги для себя.

На одной из таких посиделок на даче мэра я познакомился с Филиппом Киркоровым. Он тогда только-только охомутал Аллу Пугачёву и был однозначно самым популярным человеком на постсоветском пространстве. В общении Филя оказался человеком приятным, отнюдь не заносчивым (хоть на фоне его роста я чувствовал себя всё же неуютно) и даже, узнав, что я собой представляю, обратился ко мне с интимной просьбой.

Выдавать её я не собираюсь даже сейчас, она слишком, слишком интимна. Хоть Киркоров и забыл меня после той нашей встречи, не звонил (хотя я оставлял свой офисный номер телефона), не писал (и почтовый адрес оставлял), и вообще как-то очень зазнался, но всё же я не самый последний подлец, чтобы выносить эту тайну на всеобщее обозрение.

Скажу лишь, что после моей помощи (не сомневайтесь, действенной) Филя рассыпался в благодарностях и клятвенно пообещал: