Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания

Когда мы примемся анализировать историю страха смерти, станет понятно, каким импринты отвечают за этот сложный чувственный фон. Скажем, привязанность — не столько результат страха одиночества, сколько желание иметь убежище. Влечение к впечатлениям не имеет почти ничего общего с физиологической чувственностью, а страх потери времени напрямую связан с реализацией социобиологической роли. Иначе говоря, слова часто вовсе не называют подлинный характер страсти или переживания. Что же касается воли к власти, то ее обретение есть высшее подтверждение исполненности социобиологической роли индивида. Особенно ярко эта социальная страсть демонстрирует себя у тех, что по каким-то причинам не получил более простого и доступного подтверждения. Вот почему аналитики часто говорят о стремлении к власти как определенной компенсации имеющегося комплекса неполноценности.

Социум и государственность, как видите, базируется на страхе смерти и различных его формах. Это главный рычаг, с помощью которого можно манипулировать личностью и таким образом строить общественный порядок. Поэтому всякая технология трансформации страха смерти обществу неугодна и должна считаться социально опасной. Этот парадокс смогли частично преодолеть в китайском и японском обществах. Чтобы уравновесить антиобщественное бесстрашие даосов в Китае и самураев в Японии, пришлось прибегнуть к самой абстрактной системе долга и космической социальности — конфуцианству. Свободу потребовалось уравновесить высшим порядком.

Нынче распад социальных структур нам не угрожает по той простой причине, что мировой тональ создал избыточную массу автоматических существ — полностью одурманенных производителей и потребителей. В нашем обустроенном, монотонном мире ни одна религия, философская школа, мистическое учение или оккультная практика не станут массовыми и не пошатнут устоев. Страх смерти, чувство собственной важности, жалость к себе — это фундамент массового человека, уйти от которого могут лишь единицы.

Непосредственно, без социальных масок и тональных проекций, страх смерти в психическом пространстве человека манифестирует себя двояко. Чтобы провести тщательный перепросмотр этих глубинных эмоций, надо сказать об этой двойственности несколько слов.

Как бы мы ни стремились вообразить смерть, сколько бы ни размышляли над ней, мы все равно имеем на этот счет исключительно умственное представление. Можно сказать, что сама смерть не присутствует на острове тональ, там есть лишь идея смерти. Чаще всего именно идеи смерти мы и боимся. И это первый, наиболее очевидный и лежащий на поверхности вид страха смерти.

Для человеческого организма смерть — это, так сказать, самый сильный и завершающий его существование стресс. Последний миг умирания во всех случаях сопровождается нестерпимой болью.

Чаще всего человек приходит к этому мгновению в состоянии уже настолько помраченного сознания, что просто не способен ощущать боль. Сборка ощущений отсутствует либо полностью, либо в весьма значительной степени. Однако тело умирает, и знание тела о смерти вполне исчерпывающе, как и знание о рождении.

Рождение и смерть окружают биологическую стихию. Эти события в колоссальной массе своей отпечатываются на полосах эманаций, являющихся нашим строительным материалом. Если рассуждать в рамках юнгианской терминологии, то это, судя по всему, составляет значительную часть содержания коллективного бессознательного нашего вида. А коллективное бессознательное на своем уровне непрерывно воздействует на личное бессознательное каждого из нас.

Дон Хуан сказал бы, что опыт смерти доступен нам как часть безмолвного знания. Окружающая нас смерть подавляет, тревожит, вызывает смутные, пугающие предчувствия. Поскольку все это происходит вне сферы бодрствующего сознания, нам, как правило, довольно трудно идентифицировать реальный источник своих беспокойств. В сновидениях эти ощущения предстают в виде устрашающих или бесконечно мрачных образов, в измененных состояниях сознания порождают бурные телесные реакции и насыщенные галлюцинации, являющиеся буквально квинтэссенцией страха. Именно это давление бессознательного и вызывает второй, глубинный вид страха смерти.

Подводя итоги описанию страха смерти, можно заключить, что как факт тоналя он выражен в двух плоскостях — социальном и экзистенциальном. Как факт нагуаля страх смерти выражает себя биологически, в виде знания тела. Итак:

Социальный аспект страха смерти.

Сплавлен с одиночеством, необходимостью иметь "оценщика", с привязанностями (иногда чуть ли не экстатическими, что находит выражение в чувстве любви). Выражает себя в тоске и печали, в абсолютной невозможности существовать без социальных реализаций, без определенного социального статуса (в гипертрофированном виде становится волей к власти).

Экзистенциальный аспект страха смерти.