Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания

Биологическое начало жалости к себе не подлежит никакой социальной оценке, так как происходит из тривиального инстинкта самосохранения. Точнее, оно связано с переживанием допустимого предела физических и психических нагрузок. Дело в том, что смерть способна подкрадываться к биологическому существу незаметно, обходя все защитные механизмы страха. Простейшие ситуации такого рода настолько далеки от нашего представления о жалости как эмоциональной разрядке (или чувстве), что биологическое происхождение жалости заметить далеко не просто. Когда животное вынуждено в течение долгого времени непрерывно и быстро убегать от опасности, оно может оказаться на грани истощения. В этом случае страх смерти, если он продолжает гнать животное без отдыха и сна, способен не спасти, а убить. Как поступает зверь — олень, загнанный волк, косуля и проч.? Он падает на землю и лежит, пока не восстановит силы. Понятно, что никакой жалости он не испытывает — и все же корень психического опыта растет отсюда. Как поступает животное, которого непрерывно пугают и терроризируют, которому сутками не дают опомниться? Оно перестает реагировать на окружающее, забивается в угол и погружается в апатию. Если умеет, оно плачет.

Таков механизм инстинкта самосохранения. Чтобы остаться в живых, надо перебрать все возможные варианты — бежать, нападать, прикидываться мертвым. Если ничто из этого не разрешает ситуацию, остается один выход, самый рискованный, — взять паузу, которая может вернуть силы для продолжения борьбы.

Этот опыт человек получил по наследству от высших млекопитающих. Переживание вынужденного бессилия стало психическим фоном, на котором выросло могучее чувство жалости к себе. Ассоциативно оно связано с болью и страданием. Жалость и страдание неразрывны. Поскольку же социальная жизнь человека сопровождается страданием (для него слишком много причин, чтобы все перечислять), то жалость к себе работает практически непрерывно.

О жалости, вызванной страхом смерти, говорить проще — здесь почти все очевидно. Стоит лишь напомнить то, о чем было сказано, — в отличие от животных, которые испытывают страх лишь при виде непосредственной угрозы, мы боимся "идеи " смерти, мысли о смерти, из-за чего бессознательно страдаем даже в ситуации полной безопасности.

По этой простой причине жалость к себе, пребывая где-то на грани осознаваемого внутреннего пространства, ноет внутри без перерывов. Мы давно привыкли к этой почти неосознаваемой тяжести в груди, к тому, что наше солнечное сплетение никогда не расслабляется полностью. Мы готовы страдать и жалеть, жалеть и страдать. Поэтому слова, сказанные Буддой почти 2600 лет назад, по-прежнему актуальны: "Жизнь — это страдание". Очень часто мы даже не знаем, почему, но уже жалеем себя.

Крайний способ самосохранения, который в мире животных используется лишь перед лицом очевидной и неизбежной гибели, стал фоновым чувством человека, ибо человек создал максимально агрессивный мир вокруг себя, а потом и внутри себя.

Жалость к себе, вызванная чувством собственной важности, работает точно так же. Мы даже не представляем, насколько буквально все понимает наше подсознательное, бессознательное, а вместе с ним — тело. Там, в собственных глубинах, мы — по-прежнему приматы, убегающие от хищников, дерущиеся за пищу и самку, требующие исполнения правил, установленных вожаком, и т.д. и т. п. Именно в этих примитивных категориях бессознательное и тело понимают окружающий мир. "Опасность" — "безопасность", "нападение" — "защита", "подтверждение" — "неподтверждение". Сложные символы, социальные сигналы и знаки транслируются туда, в фундаментальные слои наследственного тоналя, очень просто — по принципу "хорошо — плохо", "угроза — защита".

Если мы вернемся к предыдущей главе, то очень быстро составим приличный список причин для возникновения жалости к себе. Любое неподтверждение роли, любое посягательство на территорию или иерархию (не только людей, но и мнений, убеждений, ценностей) влечет за собой приступ жалости к себе — иногда короткий, иногда затяжной, более сильный или относительно слабый. Но это уже частности.

Возникает другой вопрос (по-моему, важный для исследователя своей психической природы) — почему жалость к себе стала универсальной реакцией? Легко понять, когда вы действительно прижаты к стене, когда вы не можете в силу обстоятельств или иных весомых причин ответить агрессией (бегством) противнику, — здесь переживание острой жалости к себе вполне логично и даже обоснованно (если исходить из модели биологического происхождения этого чувства). Однако пристальное самонаблюдение покажет любому, что жалость к себе отзывается в той или иной мере на ВСЕ виды социальных ситуаций неподтверждения (принуждения, ограничения и пр.). Это заставляет задуматься.