Человек ниоткуда

Когда экипаж остановился, какая-то фигура в лохмотьях, до сих пор сидевшая в ожидании чего-то на одной из ближайших скамеек, поспешно прошмыгнула вперед, как бы желая открыть дверцу экипажа. Случайно взглянув на своего нового знакомого, я был поражен неожиданной переменой выражения его лица. Он похож был на человека, которому грозит неминуемая опасность. Мгновенно его правая рука опустилась в карман с совершенно недвусмысленным намерением.

— Назад! — крикнул он резко.

Бродяга, пораженный этим тоном, тотчас же остановился в полосе света от фонаря.

— Простите, ваша милость, — взвизгнул он, — я хотел только открыть вам дверцу, ваша милость!

Голубые глаза Норскотта смело пронзили его.

— Ладно, ладно, старик! — сказал он другим тоном. — Вот, получите!..

Он швырнул на панель серебряную монету, кажется, полкроны, и бродяга, совершенно ошеломленный, бросился ее поднимать. Норскотт все время следил за ним, затем подошел к экипажу и широко раскрыл дверцу.

— Угодно вам войти, мистер Бертон? — сказал он и, когда я поднялся в кэб, он обернулся к кучеру и крикнул ему: — В ресторан «Милан»!

Когда мы отъезжали, я заметил бледное лицо бродяги, по-видимому, нашедшего свою монету: стоя в тени, он не спускал с нас глаз.

Норскотт понял, что его волнение было мной замечено, и натянуто засмеялся.

— Не люблю таких субъектов, — сказал он. — Это, конечно, глупо. Их следует только жалеть. Но я не выношу, когда они подходят ко мне.

Его слова были просты и естественны, но нисколько меня не убедили. Мне доводилось видеть людей, застигнутых большой опасностью, и я не мог ошибиться в симптомах.

Впрочем, я воздержался от всяких объяснений, решив, что будет тактичнее переменить тему разговора.

— Боюсь, что мой туалет не подходит для «Милана», — сказал я. — Не знаю, удобно ли это?

Он пожал плечами.

— Мы возьмем отдельный кабинет, так будет гораздо приятнее.

Экипаж повернул на Стрэнд. Выглянув из окна, Норскотт дал кучеру некоторые указания. Свернув вправо и не доезжая до ярко освещенного подъезда известного ресторана, кучер остановился перед боковым незаметным входом.

Уплатив кучеру, Норскотт провел меня в большую залу, где вежливый и очень почтительный метрдотель вышел нам навстречу.

— Пожалуйста, отдельный кабинет и что-нибудь легкое к ужину, — сказал Норскотт.

— Слушаю, сэр, слушаю, — ответил тот. — Не угодно ли пожаловать сюда?

Он провел нас через длинный, ярко освещенный коридор и, остановившись перед последней дверью налево, открыл ее.

Мы очутились в маленькой, но роскошно меблированной комнате, в которой стоял стол, накрытый для ужина, дивно убранный цветами.

Норскотт просмотрел меню и заказал пару блюд, название которых мне было неизвестно, а затем прибавил:

— Принесите бутылку Гейдсика, 98-го года, и немного старого бренди.

Человек поклонился и, выдвинув стулья, бесшумно покинул комнату. Я не мог понять, заметил он наше поразительное сходство или нет. Во всяком случае он не показал вида.

— Я всегда думал, что хороший лакей — самое замечательное произведение природы!

— Да, — сказал Норскотт, садясь за стол, — а следовательно, и самое презренное!

— Это определение кажется мне несправедливым. Норскотт посмотрел мне прямо в глаза.

— Можете ли вы не презирать человека, который ради легкого заработка превращает себя в машину для рабского исполнения чужих прихотей? Вора я гораздо больше уважаю, чем хорошего лакея.

Я засмеялся.

— Вы, пожалуй, правы! Во всяком случае, если бы мне предстоял выбор, я бы скорее согласился стать вором.

— Кто вы? — спросил неожиданно Норскотт, и прибавил: — Я задаю вам этот вопрос не из пустого любопытства.

— Я был далек от этой мысли, — возразил я любезно. — Потому-то я и не решаюсь ответить вам сразу.

Он улыбнулся, устремив на меня любопытный, смущающий взгляд.

— Будем откровенны, — сказал он вдруг, — кажется, вы имеете возможность оказать мне значительную услугу, мистер Бертон.

— В самом деле? — отозвался я, закуривая папироску.

— С другой стороны, — продолжал он, — весьма вероятно, что и я вам мог бы пригодиться.

Я вспомнил о его пресловутых доходах и о моем прекрасном золотом поле в Боливии.

— Это вполне возможно.

Он облокотился на стол. Я заметил, что руки у него мускулистые и загорелые, руки человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.

— Но я должен о вас знать несколько больше, — сказал он. — Кто вы? Откуда вы? Чего вы добиваетесь в жизни?