— Вся компания. Маки, Драмен, Пошон… Драмен привел девушку, которую я видел впервые и сейчас не узнал бы.
— Жак тоже был.
— Да, с новенькой. Она уже в положении.
— А кому-нибудь известно, что в прошлом году Софи была беременна?
Нора резко повернулась к Карю. Тот с удивлением взглянул на нее.
— Ты знала об этом?
— Нет.
— Она избавилась от нее на третьем или на четвертом месяце.
Маки кашлял в своем углу, словно хотел призвать Мегрэ к порядку. Он давно уже закончил ужин, и ему надоело ждать.
— Мы рассказали вам все, что знали, комиссар. Если я вам понадоблюсь, заходите ко мне в контору.
Мегрэ показалось, что Карю подмигнул, доставая визитную карточку из бумажника и протягивая ее комиссару.
У него сложилось впечатление, что Карю о многом умолчал. По-видимому, его сковывало присутствие Норы.
Устроившись в своем углу, Мегрэ набивал трубку, а Лапуэнт комментировал с легкой улыбкой:
— Он еще колеблется, но скоро решится.
Речь шла о Маки. Поскольку инспектор сидел спиной к залу и был лишен возможности разглядывать публику, он все время пристально изучал поведение скульптора — единственного человека в зале, попавшего в поле его наблюдения.
— Сначала, когда вы сели за стол Карю, он нахмурил брови, потом пожал плечами. Перед ним стоял графин с красным вином. Меньше чем за пять минут он его осушил и знаком велел официанту принести второй. Он следил за каждым вашим жестом, за каждым движением. Можно сказать, пытался прочесть по губам, о чем вы говорите. Иногда он подзывал хозяина и шепотом что-то ему сообщал. И оба смотрели в вашу сторону. Потом он взглянул на часы и привстал. Я подумал, что он уйдет, но он заказал арманьяк, который ему принесли в дегустационном стакане… Он, кажется, идет сюда!
Лапуэнт не ошибся. Маки, видимо уязвленный тем, что Мегрэ не проявляет к нему интереса, решил сам подойти к комиссару. На мгновение его огромная фигура застыла перед полицейским.
— Простите, — прошептал он, поднося руку к виску, изображая подобие приветствия. — Я хотел предупредить вас, что ухожу.
Мегрэ медленными затяжками раскуривал трубку.
— Садитесь, мсье Маки. Это ваше настоящее имя?
Тяжело опускаясь на стул, скульптор пробурчал:
— Разумеется, нет. Меня зовут Лекёр.[6] С этим именем никто не принял бы меня всерьез.
— Вы догадались, что я собираюсь с вами поговорить?
— Конечно, я ведь тоже приятель Фрэнсиса Рикена.
— Откуда вы узнали новость?
— Здесь. Я не читал вечерней газеты, а радио вообще никогда не слушаю.
— Это вас потрясло?
— Мне жаль Фрэнсиса.
— А Софи?
Он не был пьян, но щеки его были красными, жесты чересчур резкими, глаза блестели.
— Софи была шлюхой.
Он поочередно смотрел на обоих полицейских, словно хотел помешать им возразить.
— Что там вам нарассказал мусье Карю?
Он иронически произнес «мусье», как это делают клоуны.
— Разумеется, он ничего не знает. А вы?
— А что я могу знать?
— Когда вы видели Рикена и его жену в последний раз?
— Его — в среду.
— Одного?
— Да.
— В котором часу?
— Около половины одиннадцатого. Он поговорил со мной и подошел к Бобу. Я, закончив ужин, смаковал свой арманьяк.
— Что он вам сказал?
— Он спросил меня, не знаю ли я, где Карю. Нужно заметить, что я тоже изредка работаю на этого господина. Ему понадобился макет для одного паршивого фильма ужасов, ну я и сварганил нечто экзотическое.
— Он вам заплатил?
— Половину условленной суммы. Жду вторую.
— Рикен объяснил, зачем ему понадобился Карю?
— Ему нужно было два с половиной куска — у меня их не было. Я угостил его стаканчиком, и он ушел.
— С тех пор вы его не видели?
— Ни его, ни ее. Что вам сказала Нора?
— Очень мало. Очевидно, Софи отводилось не слишком много места в ее сердце.
— В нем никому не отводится много места. Не удивительно, что у нее такая плоская грудь. Простите, кажется, я не слишком удачно сострил. Терпеть ее не могу. Его тоже, несмотря на улыбки и рукопожатия. На первый взгляд, они не пара, он — приторен, она — ядовита, но на самом деле они друг друга стоят. Когда кто-то может оказаться им полезен, они выжимают из человека все до последней капли, а потом выбрасывают, как кожуру от апельсина.
— Так произошло и с вами?
— Что они вам сказали о Фрэнсисе? Вы мне не ответили.
— Карю довольно высокого о нем мнения.
— А она?
— Она — недолюбливает.
— Они говорили с вами о Софи?
— Они рассказали мне одну альковную историю про ночь, когда все перепились в «Рафаэле».
— Я тоже там был.
— Так ведь между Карю и Софи ничего не произошло?
— Неплохо сказано! Я дважды проходил через спальню в туалет, но они меня даже не заметили.
— Вы были ее любовником?
— Когда я лепил с нее скульптуру, мне пришлось с ней переспать. Из вежливости. Она бы обиделась, если бы я отказался. Правда, нельзя утверждать, что я чувствовал себя при этом порядочным человеком, из-за Фрэнсиса. Он не заслужил в жены такую стерву.
— А с вами она делилась мыслями о самоубийстве?
— О самоубийстве? Она? Начнем с того, что если женщина говорит о самоубийстве, можно быть уверенным, она на это не решится. Она ломала комедию со всеми. Но для каждого у нее была приготовлена особая роль.
— Фрэнсис об этом знал?